Отодвигая границы - МакГэрри Кэти

И вот опять, добро пожаловать на шоу Эшли, спонсор программы - Эшли и деньги моего отца.

Миссис Колинз быстро записывала каждое неосторожное слово мачехи в мою папку, пока папа тихо стонал.

— Эхо, ты хотела бы поговорить об Айресе на сегодняшнем сеансе? — спросила миссис Колинз.

— Нет.

Похоже, это был самый честный ответ, который я давала за сегодняшнее утро.

— Всё нормально, — сказала она. — Мы оставим его на потом. Как насчёт твоей мамы? Общалась ли ты с ней?

— Нет, — одновременно ответили папа и Эшли.

— Вроде как, — буркнула я.

Я почувствовала себя серединкой сэндвича, когда они оба наклонились ко мне. Не знаю, что подтолкнуло меня сказать правду.

— Я пыталась дозвониться к ней на каникулах.

Когда она не ответила, я продолжала сидеть у телефона днями и ночами, надеясь и молясь, что маму побеспокоит тот факт, что два года назад мой брат — её сын — умер.

Папа провёл рукой по лицу.

— Ты же знаешь, что тебе не разрешено общаться с мамой.

Злость в его голосе подсказывала, что он не мог поверить, что я рассказала терапевту об этом изумительно лакомом кусочке. Я так и вижу, как соцработники радостно танцуют в его голове.

— Тебе запрещено судебным приказом. Скажи мне, Эхо, стационарный или мобильный телефон?

— Стационарный, — выдохнула я. — Но мы не разговаривали. Клянусь.

Он провел пальцем по своему БлэкБерри, и на экране появился номер адвоката. Я сжала армейский жетон с такой силой, что имя Айреса и серийный номер отпечатались на моей ладони.

— Прошу тебя, папочка, не делай этого, — прошептала я.

Моё сердце начало давить на грудную клетку, он замешкался, а затем, слава Богу, уронил телефон на свои колени.

— Теперь нам придётся сменить номер.

Я кивнула.

Отстойно, что мама никогда не сможет позвонить мне домой, но я приму этот удар…ради неё. В чём бы там ни нуждалась моя мать, тюрьма явно не была в этом списке.

— С тех пор ты ей больше не звонила? — миссис Колинз растеряла всё своё дружелюбие.

— Нет. — Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Всё внутри меня отдавалось болью. Больше нет сил делать вид, что со мной все хорошо. От череды вопросов мои только начавшие заживать душевные раны снова открылись.

— Чтобы убедиться, что мы понимаем друг друга — ты осознаешь, что между тобой и твоей матерью не может поддерживаться контакт, пока действует судебный запрет, даже если ты инициатор? Это неприемлимо.

— Да. — Я снова сделала глубокий вдох. Комок в моём горле отказывался пропускать драгоценный кислород. Я скучала по Айресу и, Бог ты мой, по маме, а у Эшли скоро будет ребёнок, и папа постоянно давит на меня, и… Мне нужно что-нибудь.Что угодно.

Невзирая на голос разума, я дала словам сорваться с моего языка:

— Я хочу починить машину Айреса.

Возможно, только возможно, восстановление чего-то, что принадлежало ему, заставит боль уйти.

— Ох, опять ты за своё, — пробормотал отец.

— Подождите. Вы о чём? Эхо, о чём ты говоришь? — спросила миссис Колинз.

Я уставилась на перчатки на своих руках.

Айрес нашёл на свалке Корвет6 1965-го года. Всё своё время он проводил за его починкой и почти закончил перед тем, как поехать в Афганистан. Я хочу восстановить его. Ради Айреса.

Ради себя. Когда он уехал, то не оставил ничего после себя, кроме машины.

— Это кажется здоровым способом оплакать его. Что вы об этом думаете, мистер Эмерсон?

Миссис Колинз посмотрела на него большими щенячьими глазами — мне такому ещё учиться и учиться.

Папа снова провёл пальцами по своему БлэкБерри; телом он был с нами, но мысленно уже на работе.

— Это дорого стоит, и я не вижу смысла в починке сломанной машины, когда у неё есть рабочая.

— Тогда позволь мне устроиться на работу, — отрезала я. — И мы можем продать мою машину, как только я заставлю ездить колымагу Айреса.