Найти беглецов красноармейцам не удалось. Они выявили пару дыр в ограде на северной стороне, заметили свежие следы. Там шли двое, просочились дворами и растворились в городских кварталах. Примкнуть к своим подразделениям им вряд ли удастся, но все же ноги они сделали.

– Надо перекрыть все выезды из города, товарищ лейтенант, если эти люди, конечно, представляют ценность. Им не просто будет вырваться, если пойдут вдвоем. Они немцы, под наших не закосят, даже если переоденутся. Плохо другое. Вдруг эти фрицы окажутся умными? Заберутся в пустующую квартиру – а таких в Волоколамске половина, – отсидятся день-два, потом, когда наши войска уйдут, спокойно переберутся в леса. Мы можем вернуться, товарищ лейтенант, и продолжить поиски. Но это бесполезно. Нужен батальон, чтобы прочесать район.

– Возвращайтесь, – заявил Глеб. – Еще троих с собой возьмите. Чую сердцем, скоро понаедут сюда товарищи офицеры, которым невозможно будет что-то объяснить. Если увидят, что куча народа слоняется без дела, то капут нам всем придет.

С Шубиным остались сержант Пахомов и три автоматчика.

С улицы Луначарского доносились недовольные крики. Бойцам не нравилось, что два сгоревших грузовика перекрыли дорогу. Подошел танк, выдавил то, что осталось от машин. Колонна тронулась в путь.

К купеческому дому приближалась санитарная машина. Сержант Пахомов бросился ей наперерез, принялся спорить с водителем. В итоге бойцы погрузили в машину раненых товарищей и вздохнули с облегчением. Хоть за это душа болеть не будет.

К особняку подошел пикап с автоматчиками, за ним – грязно-серая «эмка».

Майора Измайлова Шубин встретил с каменным лицом, по уставу отдал честь. Ему не хотелось унижаться и оправдываться. Он сделал все, что только мог, пожертвовал людьми и готов был понести наказание за допущенные ошибки.

Глаза у майора Измайлова были красные от недосыпания. Он обозрел пространство, впился глазами в лейтенанта. Шубин отчитывался лаконично, озвучивал только факты, не оправдывался, не отрицал вины. Майор закрыл глаза, потом распахнул их, снова смотрел, не моргая. Скулы его отяжелели, взгляд сделался хищным.

Глеба поневоле охватывала дрожь. Он понял, что служить под началом этого субъекта было ой как непросто.

– Я услышал тебя, лейтенант, – процедил майор тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Ты позволил двум вражеским офицерам уйти, то есть не выполнил мое задание. Понимаешь, чем это чревато?

– Понимаю, товарищ майор. – Шубин говорил спокойно, лицо его не дрожало, а то, что творилось в душе, никого не касалось. – Но поймите и вы. Мы сделали все возможное, проникли в город, занятый врагом, понеся при этом незначительные потери, обложили нужное здание. Мы понятия не имели, сколько человек там находится. Противник нам об этом не докладывал. Мы предотвратили несколько его попыток вырваться. Отступающая вражеская колонна пыталась прорваться по улице Луначарского. Мы не пустили ее, нанесли фашистам существенный урон и повернули их вспять. В противном случае они забрали бы своих людей из клуба. К тому времени, когда все случилось, мы потеряли половину людей. Бегство фрицев на грузовике, признаю, стало неожиданностью. Мы считали, что уничтожили все вражеские машины. – Тут Шубин слегка покривил душой. – Мы вели преследование до последнего. Их прикрывали двое. Каким-то чудом им удалось вырваться, пробраться на территорию заброшенного завода и оттуда улизнуть. Своей вины в этом не отрицаю, но настаиваю на объективных обстоятельствах. Человек не может уследить за всем. Мои люди продолжают прочесывать территорию. Шанс невелик, но он есть. Попросите у начальства, пусть выделят еще пару взводов. Вероятность поимки возрастет. И еще одно, товарищ майор. Я уверен, что эти люди не успели примкнуть к отступающим колоннам, и рассчитывать им придется только на свои силы. – Шубин замолчал.

Он все сказал.

Майор разглядывал его критически, с толикой надменности.