Возлюби ближнего своего - Ремарк Эрих Мария (1941)

К машинам – открытым полицейским фургонам подвели около тридцати арестованных. Большинство из них поднималось в кузова молча. Среди задержанных была и владелица дома, полная блондинка лет пятидесяти. Только она возбужденно протестовала. Несколько месяцев назад, затратив ничтожные средства, хозяйка переоборудовала два пустующих этажа полуразвалившегося дома под своего рода пансион. Вскоре пошли слухи, что у нее можно ночевать «по-черному», не регистрируясь в полиции. У хозяйки было только четыре настоящих жильца с полицейской пропиской – нищий, специалист по уничтожению насекомых и две проститутки. Остальные приходили вечером, после наступления темноты. Почти все они были эмигранты или беженцы из Германии, Польши, России и Италии…

– Живо! Живо! – прикрикнул офицер на хозяйку. – Все это вы объясните в участке. У вас будет достаточно времени.

– Я протестую! – кричала женщина.

– Можно протестовать сколько угодно. А пока что поедем.

Два полицейских подхватили ее под руки и подсадили в кузов.

Офицер повернулся к Керну и Штайнеру.

– Так, а теперь вот этих. И не спускать с них глаз.

– Мерси, – сказал Штайнер и забрался в машину. Керн последовал за ним.

Грузовики тронулись.

– До свидания! – взвизгнул женский голос в окне.

– Измордовать всю эту эмигрантскую сволочь до смерти! – заорал им вслед какой-то мужчина. – Тогда сэкономите на кормежке…

Полицейские автомобили ехали довольно быстро – улицы были еще пусты. Небо за домами отступило, стало светлым, широким и прозрачно-голубым. Арестованные вырисовывались на машинах темными силуэтами, словно ивы под осенним дождем. Два полицейских уплетали бутерброды и пили кофе из плоских фляг.

Вблизи Аспернского моста из-за угла выскочил грузовичок с овощами. Обе полицейские машины притормозили и снова рванулись вперед. В этот момент один из арестованных, ехавший на задней машине, перемахнул через борт. Он упал на крыло, зацепился за него полой пальто и грохнулся о мостовую.

– Остановить машину! Задержать! – крикнул старший. – Если побежит, стрелять!

Машина резко затормозила. Полицейские соскочили и побежали к месту, где упал человек. Шофер оглянулся. Убедившись, что арестованный не собирается бежать, он медленно подал машину назад.

Человек распластался на спине. Ударившись затылком о камни, он лежал в распахнутом пальто, широко раскинув руки и ноги, точно огромная летучая мышь, шмякнувшаяся оземь.

– Поднять его! – приказал офицер.

Полицейские склонились над пострадавшим. Затем один из них выпрямился.

– Видать, сломал себе что-то. Встать не может.

– Да может он встать! Поднимите его!

– Дайте ему хорошего пинка – сразу повеселеет, – вяло проговорил полицейский, который ударил Штайнера.

Человек стонал.

– Он действительно не может встать, – доложил второй полицейский. – Голова в крови.

– Проклятие! – офицер опустился на мостовую. – Не сметь шевелиться! – крикнул он арестованным. – Сучья банда! Возись тут с ними!

Машина стояла теперь вплотную около пострадавшего. Керн хорошо видел его сверху. Он знал этого человека. То был чахлый польский еврей с жидкой седой бородкой. Несколько раз Керн ночевал с ним в одной комнате. Он ясно помнил, как по утрам, перекинув через плечи ритуальные ремни, старик стоял у окна и, тихо раскачиваясь, молился. Он торговал мотками пряжи, шнурками для ботинок и нитками. Уже трижды его высылали из Австрии.

– Встать! Живо! – скомандовал офицер. – Зачем спрыгнул с машины? Небось рыльце в пушку! Воровал и бог знает что еще делал!

Старик зашевелил губами, устремив на офицера широко открытые глаза.

– Что? – спросил тот. – Он что-то сказал?

– Говорит, что спрыгнул с перепугу, – ответил полицейский, стоя на коленях около старика.

– С перепугу? Конечно, с перепугу! Натворил чего-нибудь, вот и боится! Что он говорит?

– Говорит, что ничего не натворил.