Питбуль - Анне Ханкок (2021)

— Ни кусочка. — Рут вытерла руки о фартук. — Я сказала ему, что он не получит пива, пока не поест немного, но его было никак не уломать.

— Но пива он выпил, да?

— А разве он поел?

Лицо Рут не выражало никаких эмоций. Она принялась заворачивать завтрак в большой кусок пищевой пленки.

— Ооо, перестаньте, Рут, — сказала Элоиза, наклонив голову. — Раз уж человеку так сильно хочется, чтобы его последняя трапеза была подана в бутылке, разве не сто́ит нам позволить ему это?

Рут поджала губы.

— Может быть, это и есть заголовок, который вы выбрали для своей статьи? «Смерть от пьянства»?

Слова упали тяжело, и у Элоизы возникло ощущение, что они были придуманы уже давно. Она удивленно подняла брови и улыбнулась.

— Вам не нравится, что я здесь, Рут?

— Да, не нравится.

Рут повернулась и встретилась глазами с Элоизой. На лбу у нее собрались морщины, а руки были уперты в бока. Густой румянец залил ее толстую шею.

— Старик, который умирает, не должен быть газетным развлечением для читателей. То, что здесь происходит, — серьезно.

— Да, я прекрасно это понимаю.

— Задача Патронажной службы — забота и присутствие в эти последние тяжелые часы. Чтобы слушать, утешать и делать все возможное, чтобы облегчить горе расставания с жизнью.

— Но я здесь именно для этого. — Элоиза непонимающе покачала головой. — Вам не кажется, что Ян рад моим визитам?

Рут мгновение колебалась.

— Я думаю, что ваше присутствие скорее затягивает его мучения.

Элоиза нахмурилась.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила она.

Но Рут не нужно было ничего говорить. Элоиза уже знала ответ. Когда она впервые навестила Яна Фишхофа, врачи из Патронажной службы «Красного Креста» сказали, что он умрет еще до конца недели. Это было почти три месяца назад. Теперь же, они полагали, все изменилось именно благодаря появлению Элоизы: Фишхоф обрел то, ради чего стоило жить, и это в такой степени обязывало, что ничего подобного Элоизе раньше не приходилось испытывать. Она чувствовала себя так, словно держала в руках жизнь этого человека, но понимала, что это бессмысленно. Он все равно умрет. Однако она не могла заставить себя бросить его в беде.

— Он испытывает очень сильные боли, Элоиза, и половину времени представления не имеет, кто он и на какой планете находится, — сказала Рут, говоря о начинавшейся у Фишхофа деменции. — Мозги у него превращаются в компот, а тело… да вы сами знаете, как он выглядит! — всплеснула она руками. — Зачем вы продолжаете приходить? Ради статьи в газете? — Она практически выплюнула это слово. — Оставьте его в покое, Элоиза. Ладно? Оставьте его в покое!

Элоиза положила руки на плечи Рут, так что они оказались лицом друг к другу.

— Я понимаю ваше беспокойство, но я хочу, чтобы вы знали, что, хотя это и началось как рабочее задание для меня, все изменилось. Я здесь уже не просто как журналист. Я здесь потому, что хочу быть здесь, и потому, что мы с Яном, мы… мы привязались друг к другу. Понимаете?

Рут молча скептически смотрела на Элоизу.

— Дело уже не в работе, — добавила Элоиза.

Рут неохотно кивнула.

— Значит, вы не собираетесь писать о нем?

Элоиза на мгновение прикусила губу, подбирая слова.

— По крайней мере, не сейчас и не так, как вы это себе представляете. Обещаю.

Губы Рут дрогнули, и это означало, что она приняла сказанное. Она несколько раз примирительно похлопала Элоизу по щеке влажной ладонью. Затем убрала тарелку в холодильник и сдернула фартук.

— Ну, что ж, если вы собрались посидеть с ним, то… наверно, я пойду.

— Да, идите, конечно, — кивнула Элоиза. — Я за ним присмотрю.