2. Петровы (это другие). Пьют оба хорошо. Дети уже взрослые, разъехались кто куда и пьют в других регионах страны. А хозяин по пьянке укусил за ухо соседа — Суханова. Оба валялись после Ленинского субботника под столом.

3. Живут татары: вера исламская, но пьют по-русски. Один сын уехал в Казахстан. Пьёт ли — не знаю.

4. Сухановы. Пьёт сам. Сидел в тюрьме. За поножовщину. Пришёл, снова пьёт и терроризирует семью. Когда у них скандалы, вся улица смотрит как спектакль.

5. Верка. Ей уже 53 года, но для всех она — Верка. Когда пьёт — не надо ходить в оперетту. Бесплатно. Ложится посреди улицы и поёт матерщинные песни. Муж от неё ушёл, дети разъехались.

Вот такая у нас «весёлая» улица, да и посёлок в целом. В посёлке 3 тысячи душ, 30 магазинов. Водку продают во всех, даже в промтоварном. На душу населения, включая стариков, женщин, младенцев, приходится 375 бутылок в год! План гоним будь здоров. Мужикам, кроме пьянки, в основном делать нечего.

И ещё напишу про сестру моей свекрови — Машу. Месяц назад отдала Богу душу. Отмаялась. Муж-алкоголик. Было у них 6 детей. Старший Мишка — пьяница, детей у него нет. Петька умер в 45 лет, оставил после себя двоих ребят, один — дебил. У Стёпки пять детей, двое умерли. Кольку пьяного убили в драке, Зойка — мать-героиня, сама и муж пьют беспробудно. У них 12 детей, двое из них сидят в тюрьме, двое — дебилы. У Нюрки — четверо, двое из них пьют. У Зойки уже шесть внуков.

Вот теперь сами считайте, сколько Маша и Борька дали стране чистокровных алкоголиков и дебилов…»

Письмо Клавы описывает картину, которая представляет собой как бы в миниатюре всю нашу многострадальную страну.

Конечно, опубликовать такое письмо раньше не решилось бы ни одно издание. В прессе, в крайнем случае, сообщалось о каком-нибудь факте пьянства. Вот почему не только народ во всей своей массе не знает об алкогольной проблеме в стране. Об этом в большинстве случаев не знала и наша интеллигенция, в том числе учёные и писатели, на которых лежала ответственность и обязанность сигнализировать о наступившей опасности.

В ежегодных статистических справочниках душевое потребление алкоголя уже много лет не публиковалось. Приводились лишь данные в таком духе: если в 1940 г. производство алкоголя принять за единицу, то в последующие годы его показатели были 3, 4, 5, 6 и т. д. Но так как не было разъяснено, что скрывается за этими цифрами, то на них не обращали внимания. Тот же, кто пытался расшифровать их, тут же оказывался причисленным к экстремистам. Картина выглядела настолько устрашающе, что истинным данным никто не верил, и в печать их не допускали.

Именно строжайшей цензурой и можно объяснить полнейшую алкогольную неграмотность населения. Это давало возможность лжеучёным представлять любые данные о потреблении данного наркотика и интерпретировать их по своему усмотрению. Так поддерживалось наше невежество и создавались условия для эйфории, для которой на самом деле не было никаких оснований.

Однако это не значило, что никто не знал истинного положения вещей с алкогольной бедой. Многие патриоты видели, как катастрофически быстро нарастала эта опасность. Однако их письма в инстанции оставались без внимания. Не реагировали ведомства и правительство, словно дав обет молчания, и на редкие публикации в печати.

Между тем все сложнее стало пробиваться со статьями, посвящёнными теме алкоголизации. Газеты и журналы куда охотнее предоставляли свои страницы тем, кто призывал пить «умеренно» и «культурно». Создавалось впечатление, что вся эта проблема находится в руках какой-то могущественной мафии, которая не только печать, но и сами «верхи» держит в своих руках.

А задуматься было над чем.