Сейчас, когда мне не дают проходу, когда мой рабочий день расписан по минутам, когда у Эксрибы куча заявок от продюсеров и агентов — снимать меня в фильме или рекламировать новый бренд…

Я думаю, не опрометчиво ли я поступила, отправив портфолио в агентство? А были ли у меня другие варианты? Как я могла заработать денег, встать на ноги? Я пошла по единственному пути, который был мне доступен — зарабатывать деньги этим самым лицом. Может быть, зная языки, древние диалекты, я смогла бы работать переводчиком, историком или еще кем-то. Но мои знания не систематизированы. У меня нет даже диплома об окончании начальной школы… А об университете даже речь не идет.

Я тщеславная? Вряд ли. Меня не хвалили в детстве, не превозносили в школе и колледже. Я не получила внешность от смешения генов родителей. Моей красоте всего полгода. Я не успела привыкнуть к ней.

Мне крупно повезло. Создатель дал привлекательную внешность, вложив любовь и страсть в изображение возлюбленной. Гордилась ли я? Чем? Я воспринимала ее как случайный подарок от Создателя. Он рисовал Лауру. Мне повезло, что она была красавицей. А если бы нет? Смогла бы я найти работу? Смогла бы вообще ожить, если бы никто не влюблялся в меня?

После неизменного совместного ужина Моро пригласил меня в кабинет. Я боялась, что речь пойдет о Джордже. Моро, скорее всего, уже донесли, что он был на презентации и виделся со мной. Но то ли Моро посчитал это событие ничего не значащим, то ли не представляющим угрозы для него.

— Хочешь на нее посмотреть? — глаза Моро загадочно блестели, голос был таинственным и вкрадчивым.

— На что… — начала было я говорить, но тут же поняла. Речь шла о картине, более ничего не смогло бы привести его в такое возбуждение.

— Вы нарисовали портрет Жоржа? — догадалась я.

— Да, — он чуть не подпрыгивал от счастья, — пойдем со мной.

Мы спустились в подвал. Два телохранителя стояли по обе стороны от бронированной двери, запертой на электронный замок. Моро подошел к нему и приложил палец. Дверь отъехала в сторону. Я вошла в большую, хорошо освещенную комнату и, едва переступив порог, сразу ощутила запах крови. Картина висела в центре стены. Ух ты! Он даже вставил ее в позолоченную раму. Я подошла ближе. На картине был нарисован мальчик лет четырех-пяти, в полный рост. Худенький, темноволосый, с ангельским треугольным личиком. Да, сходство с Моро было очевидным.

— Куда делся художник, что нарисовал Жоржа? — с нехорошим предчувствием спросила я.

— А как сама думаешь?

Значит, он уже начал убивать.

— Я, когда жила в картине, все видела и чувствовала, — смогу ли я достучаться до него? Или разум Моро полностью поглотило безумие? — и боль, и страх, и холод. Маленький Жорж, я уверена, тоже это чувствует.

Моро насмешливо фыркнул.

— Нет, я не прошу вас отказаться от своей мечты, — торопливо заговорила я, — но, может быть, вы придумаете другой способ его оживить?

— Я уже говорил тебе, — старик начал злиться. Это было заметно по дрожащим побелевшим губам, — у меня нет пятисот лет. Моя болезнь прогрессирует. Я хочу увидеть своего брата до своей смерти.

Что-то подобное я и предполагала. У Моро был вид явно нездорового человека. Я пока не разбиралась в человеческих недугах, но думаю, если бы дело было в деньгах, то Моро бы не готовился к похоронам. Значит, болезнь неизлечима.

Я молча рассматривала картину. Мир лишился еще одного талантливого человека. Жорж выглядел, как живой. Неизвестный художник мастерски изобразил одинокого испуганного ребенка, сжимающего в руке, вероятно, его единственную игрушку — грязно-белого, безногого медвежонка. Он даже оставил ему его потрепанную рваную одежду, стараясь сделать образ полным.