Утром, как обычно, я поспешила к Жоржу. Мы частенько завтракали вместе, я — с чашкой кофе в одной руке и красивым пирожным в другой, а у него пока с едой были проблемы — он довольствовался сугубо духовной пищей — моими рассказами. Надеюсь, пока…

У двери в подвал дежурил верный Лукас. Он дружески кивнул и помог открыть дверь. В комнате, перед картиной, я увидела сгорбленную фигуру Моро. Он был странно пугающе неподвижен. Я аккуратно поставила поднос с завтраком на стол и подошла к старику, чуть тронула за плечо, боясь обнаружить окоченевший труп, но Моро вздрогнул и открыл глаза.

— Ты пришла, — прохрипел он сдавленно, — а я не мог уснуть.

— Вы просидели здесь всю ночь? — я перевела взгляд на картину.

Казалось Жорж смотрел прямо на нас. В его глазах отражались блики от роскошной хрустальной люстры, сияющей под потолком и от этого глаза выглядели, как живые.

— Ты что-то увидела? — встрепенулся Моро.

— Да нет, всё в порядке, — пробормотала я, — показалось.

Моро судорожно закашлялся, по подбородку потекла струйка крови. Я схватила салфетку и приложила к окровавленным губам.

— Что с вами? Вызвать «скорую»?

— Скорая здесь не поможет, — отмахнулся он, — лучше помоги мне встать. Хочу взглянуть на брата поближе.

Моро, кряхтя, поднялся с кресла, сцепив зубы и опираясь на мою руку, он поковылял к картине. Я не могла не восхититься его упорством. Откуда в таком маленьком больном человеке столько жизненной силы? На пороге смерти он по-прежнему идет к своей цели, к брату.

Мы подошли к картине. Моро вытер ладонью кровь на подбородке и положил обе руки на золоченую раму. Золото окрасилось красным.

— Мой милый мальчик, — прошептал старик, — я не смогу тебя увидеть. Прости, что бросил тебя в том подвале, когда ты умирал от страха и голода. Прости, что не помог тебе. Прости, что вместо того, чтобы быть с тобой, я воровал, думал лишь о деньгах, о том, чтобы больше унести. Прости, что обманул, когда обещал защищать.

Я стояла сзади и поддерживала его за плечи. Старик опять закашлялся. Это было страшно. Брызги крови летели на полотно, пачкая ноги Жоржа, его одежду. Вдруг мне показалось, что мальчик немного сместился, или это слезы набежали и мешают разглядеть фигуру? Я присмотрелась. Нет, фигура Жоржа словно подернулась рябью, изображение задрожало, стало нечетким и даже немного выпуклым. Его очертания постоянно менялись, то уплывая назад, то выпячиваясь вперед.

«Неужели? — подумала я с ужасом и восхищением, — неужели это произойдет сейчас?»

В этот момент у Моро подогнулись ноги, и он упал на пол. Я дернулась за ним.

— Что с вами? — я приложила руку к шее.

По-моему, так в фильмах проверяли пульс.

Моро ничего не ответил, да и пульса я не почувствовала. Умер? Сейчас? Когда его брат оживает?

Я с ужасом переводила взгляд со скрюченного старика на постоянно меняющуюся картину. Позвать Лукаса? А он что может сделать?

Я все же вскочила на ноги, собираясь бежать к телохранителю. Как вдруг из картины ко мне протянулась маленькая худая ручка. Я остолбенела… Все мысли вылетели из головы.

Вот оно — чудо рождения. У меня перехватило дыхание. Изумительно. Из нарисованной картины ко мне тянулась жизнь. Я обхватила руку двумя ладонями и потянула на себя. И через секунду в мои объятия упал ребенок. Он был легче игрушечного медведя, которого я купила недавно. Дергался и хрипел, узкое смуглое личико скривилось от боли.

— Давай! — закричала. — Давай, дыши.

Я помнила, что сама чуть не умерла сразу после рождения, пока поняла, как дышать. Опустилась с ним на пол, прижалась губам к его рту и силой втолкнула в него воздух. Еще раз, еще.