Губернатор - Адам Пшехшта (2017)

– Естественно! Жандармы полгода крестились, проходя по Замковой площади, а начальник Варшавской тайной охраны чуть не сошел с ума. А с чего ты спрашиваешь?

– Марковский приписал этот случай себе, а я обвинил его во лжи. Через пару дней Кинжальщики выжгли ему на лбу слово «лжец».

– Откуда ты знал, что это не он? Минутку! Это был ты! Как я мог не догадаться?! А я думал, ты не ввязываешься в политику. Не ввязывался, – поправил он.

– Я вынужден был позвать Кинжальщиков на помощь, а они выставили счет.

– А сейчас? Тоже платишь по счетам?

– А ты? – гневно парировал алхимик.

– Я выхожу из игры, хватит с меня войны. Ну и кто-то должен подумать о внуках для Марии Павловны, – добавил он уже другим, веселым тоном.

– Скорее о правнуках.

– Как назвал, так назвал. Не хочу ей лишний раз напоминать, что она – моя бабушка.

– Разумное решение, – признал Рудницкий. – Не беспокоишься, что дети унаследуют от тебя ум и красоту? – насмешливо спросил он.

Самарин пихнул друга, но снова помрачнел.

– Сейчас я беспокоюсь только об Анне.

– Мы найдем их, – пообещал алхимик.

– Надеюсь, – глухо ответил россиянин.

Остальную часть дороги они проехали молча.

* * *

Рудницкий подошел к воротам каменицы, в которой жил Самарин, и глянул на цилиндр. В очередной раз. Но видел только серый туман. Он надеялся, что часть пути нападавших ему покажет артефакт, но тот и дальше находился в спящем состоянии.

– Ну что? – спросил Самарин.

Алхимик беспомощно развел руками.

– Я тоже так подумал. И что теперь?

– Мы ничего уже не сделаем, – сказал Рудницкий. – Завтра возвращаемся в Варшаву. С жетоном.

Самарин кивнул, алхимик успел объяснить ему, каким образом можно использовать предмет, принадлежавший нападавшему.

– Надеюсь, это что-то даст, – хмуро буркнул он.

– Олаф Арнольдович?

Юнкер Анвельт не смахивал на пиромага, скорее напоминал рассеянного студента, однако полузажившие ожоги на его лице и уважение, оказанное другими солдатами, говорили, что было бы серьезной ошибкой игнорировать его.

– Да?

– Какие свойства у этого предмета?

– Если бы я знал, – вздохнул Рудницкий. – Несколько раз на его поверхности я видел какие-то сценки. Последняя показала меня тут, на этой улице. Потому я взял артефакт с собой.

– Я могу на него посмотреть?

– Конечно.

– Может, не здесь? – кисло предложил Самарин. – Идемте внутрь.

В комнате они застали хозяйку дома, Анна сдержанно их поприветствовала и приказала слугам подать чай, но гневный взгляд, каким она одарила мужа, говорил о том, что ей надоела вынужденная изоляция. Из неосторожного замечания Анвельта алхимик сделал вывод, что со времени нападения ее не выпускали из квартиры.

– Нашли что-нибудь? – спросила она.

– К сожалению, нет, – признал Рудницкий.

– Завтра вернемся в Варшаву и… – начал Самарин.

– Я схожу тут с ума! – выкрикнула Анна. – Как долго я еще не смогу выходить на улицу?

– Думаю, что особой угрозы нет, – осторожно отозвался Анвельт.

– Ну да! – вспылил Самарин. – Ну что?! – рявкнул он в сторону алхимика.

Рудницкий подошел к Анне и внимательно стал разглядывать ее. Голубая жилка на шее женщины сильно пульсировала, виски вспотели, а кожа стала нездорово бледной.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, проигнорировав друга.

– Не слишком хорошо, – признала она. – В последнее время часто болит голова и сердце бьется, словно я версту пробежала.

– Можно? – Он протянул руку.

Анна позволила ему прощупать свой пульс.

– Сто тридцать ударов в минуту, – заявил Рудницкий. – Это ненормально. Легкий приступ клаустрофобии.

– Что это означает? – спросил Самарин. – До этого времени все было в порядке!

– Потому я и говорю, что легкий, – повторил алхимик. – Нужно с этим что-то делать.

– Я никуда ее не пущу!