История с привидениями (перевод Александра Крышана) - Питер Страуб (1979)

Задыхаясь от жары, он развернулся и побрел назад, к перекрестку дорожек у подножия холма, – и почти сразу увидел надгробие могилы брата: маленькое, из красного мрамора, с эпитафией: «Дэвид Вэбстер Вандерлей, 1939–1975». Он побежал. Да, он видел могилу Дэвида, только Дэвида в ней не было – брата кремировали в Голландии, а урну с пеплом прислали матери. Надгробие Дэвида – да, с именем Дэвида – да. Но то, что заставило его почти сломя голову бежать отсюда, с холма, – ощущение, что это его собственная могила; что, если упасть на колени и раскопать ее, в гробу окажется его собственное разложившееся тело.

Он направился в единственное здесь дарящее прохладу место – вестибюль отеля. Надо бы сесть, успокоиться. Под безучастными взглядами портье и девушки с журнальной обложки он рухнул на диван. Его лицо блестело от пота. Чехол неприятно колол спину; он выпрямился и посмотрел на часы. Надо взять себя в руки – как будто он просто ждет здесь кого-то; надо унять дрожь. Повсюду в вестибюле торчали пальмы в кадках. Под потолком крутился вентилятор. Худой старик в фиолетовой униформе стоял у открытого лифта и смотрел на него: поймав взгляд старика, он отвел глаза в сторону.

Обретя наконец способность воспринимать окружающие звуки, он вдруг осознал, что с того момента, как увидел надгробие, ничего не слышал. Биение сердца заглушало все. Теперь же слух отмечал жужжание пылесоса на не видимой отсюда лестнице, приглушенные звонки телефона, мягкое шипение закрывшихся дверей лифта. В фойе кое-где сидели люди, разговаривали. Он почувствовал, что может вернуться на улицу.

6

– Я хочу есть, – объявила она.

– Я купил тебе новую одежду.

– Не хочу новую одежду, хочу есть.

Он пересек комнату и сел на пустой стул.

– Я думал, тебе надоело носить все время одно и то же.

– Мне все равно, что я ношу.

– Ясно, – он бросил пакет на кровать перед ней. – Я думал, это тебе понравится.

Она не ответила.

– Я накормлю тебя, если ответишь мне на кое-какие вопросы.

Она отвернулась от него и начала собирать в кулачки простыни, сминая, а затем разглаживая их.

– Как тебя зовут?

– Я говорила тебе. Анджи.

– Анджи Маул?

– Нет. Анджи Митчелл.

Пусть так.

– А почему твои родители не заявили в полицию о твоей пропаже? Почему нас до сих пор не нашли?

– У меня нет родителей.

– У всех есть родители.

– У всех, кроме сирот.

– Кто заботится о тебе?

– Ты.

– А до меня?

– Замолчи! Замолчи! – Лоснящееся лицо ее сделалось надутым и замкнутым.

– Ты и вправду сирота?

– Замолчи, замолчи, замолчи!

Пытаясь успокоить девочку, он достал из пакета с продуктами банку консервированной ветчины.

– Ну ладно, давай-ка лучше перекусим.

– Давай. – Она будто и не вопила только что. – И еще хочу арахисового масла.

Когда он принялся нарезать ветчину, она спросила:

– А у тебя хватит денег, чтоб позаботиться о нас?

Ела она своеобразно: сначала набивала рот ветчиной, затем запускала пальцы в банку с арахисовым маслом и, зачерпнув оттуда массу, облизывала их и жевала все одновременно, умудряясь при этом приговаривать: «Вкуснятина!»

– Если я посплю немного, ты ведь не удерешь?

Она покачала головой:

– А можно погулять?

– Можно.

Теперь он пил пиво из банки – он купил упаковку в лавке на обратном пути; от сытости клонило в сон, и он чувствовал, что если сейчас не приляжет, то заснет прямо на стуле. Она сказала:

– Не надо меня больше привязывать. Я вернусь. Поверь мне, хорошо?

Он кивнул.

– Куда я могу уйти. Некуда.

– Ладно, – сказал он.

И опять он почувствовал, что не может говорить с ней так, как этого хочет: она владела собой.

– Можешь погулять, но недолго.

Он вел себя, как ее отец: он знал, что она навязала ему эту роль. Это было нелепо.