Птичье гнездо - Ширли Джексон (1954)

Идя обратно по улице, она обнаружила, что теперь, когда тяжелые волосы перестали тянуть голову назад, приходилось напоминать себе держать ее высоко. А еще ей казалось, будто она стала на дюйм выше, ближе к звездам. Поднимаясь по знакомым ступеням, она впервые точно знала, что этот визит к доктору Райту настоящий, ведь ни в одном из ее воспоминаний она не приходила сюда с короткой стрижкой и высоко поднятой головой.

Доктор Райт был недоволен. Когда она вошла, он чуть приподнялся из-за стола, кивнул и сел обратно, не улыбаясь и не говоря ни слова. Доктор заметил стрижку, она не сомневалась, он всегда все замечал.

– Добрый день, доктор Райт, – поздоровалась она.

Доктор скользнул взглядом по ее голове и снова опустил глаза.

– Сейчас двадцать пять минут пятого, – сказал он наконец. – Можете сомневаться, но я еще помню, что молодости неведомо чувство времени, ведь у вас вся жизнь впереди. Увы, но мы, кто носит на себе груз прожитых лет…

– Мне пришлось постричься.

– Пришлось? А вы спросили разрешения у тети? Моего, насколько я знаю, вы не получали.

– Сегодня такой чудесный день.

– Не уходите от темы, – сухо произнес доктор. – Чудесный день, чтобы избавиться от волос? Возможно, это приношение – чтобы лето было не слишком жарким? Или вы, остриженный ягненок, надеетесь укротить зимние вихри? – Он вздохнул и поправил стоявшую на столе чернильницу. – Вы меня рассердили. У нас осталось мало времени. Я рассержен, вы опоздали, и ваша прежняя прическа мне нравилась больше. Как ваше здоровье, не считая того… – он опять мельком взглянул на ее голову, – не считая того, что вы теперь легко можете простудиться?

– Превосходно. Если вы настаиваете, я могу носить шляпку, пока не пройдут июльские холода.

– Да вы надо мной иронизируете, юная леди. Остриженная и дерзкая.

Она рассмеялась, и доктор удивленно посмотрел на нее.

– Я счастлива, – проговорила она и замолчала, прислушиваясь к эху собственных слов, пораженная их значением. – Счастлива.

– Я не возражаю. Можете даже смеяться, если угодно. У вас были какие-нибудь трудности с тетей? Ссоры? Неловкие моменты?

– Нет, – неуверенно ответила она. – Впрочем, она, кажется, стала меньше нервничать.

– То, что ей пришлось пережить, – тяжелое испытание для человека с таким… таким… спокойным нравом. На мой взгляд, вы поступили с ней дурно.

– Вы про грязь? – Она нахмурилась, соображая, как лучше донести свою мысль. – Не думаю, чтобы я преследовала цель навредить тете Морген. Я помню, как я это сделала, и я не хотела ее расстроить, просто что-то должно было случиться, что-то вроде взрыва, только не изнутри – у меня не было сил, – а снаружи.

– Допустим. – Доктор, предпочитавший, чтобы говорил он, не дал ей закончить. – Конечно, решительный шаг был необходим, дабы приблизить развязку, и борьба между личностями достигла такого накала, что они просто застыли. Необходимо было нарушить равновесие между ними, позволить кому-то одержать верх. Пришлось привлечь вашу тетю – чтобы разомкнуть этот порочный круг. Это… – Доктор замолчал, изучающе глядя на нее. – Это была битва не на жизнь, а на смерть. – Он весело кивнул. – В Килкенни как-то жили два боевых кота. И вот от боевых котов осталась пустота.

Неужели она так себя вела? Неужели вытворяла такие вещи? Вот с этой головой на плечах, вот этими руками? Она до сих пор чувствовала на пальцах липкую грязь и слышала собственный смех. Оглядев свою одежду, она со странной нежностью вспомнила, как в бешенстве рвала эту блузку и как в неожиданном приступе любви к себе утюжила эту юбку. Вспомнила, как царапала собственное лицо. Она посмотрела на свои руки, на нежные пальцы с овальными ногтями. Подняла правую руку и, плавно поднеся ее к горлу, осторожно сжала пальцы. Доктор сказал что-то резкое, и она засмеялась, тряхнув остриженной головой.

– Я просто дурачусь. Помню, как делала это, но не могу понять, почему.