Жизнь на двоих - Анна Шнайдер (2021)

Надо же, заметила. Все восемь лет брака Виктория не замечала, когда он падал с ног, мертвецки устав, – всегда гнула свою линию. Конечно, он сейчас не совсем справедлив – пару месяцев, до того как Аарон поставил проклятие, она все замечала и была очень милой и ласковой девочкой. Проклятие заставляло ее ничего не замечать и думать об одной себе.

– Не волнуйся за меня. Лучше расскажи, что тебя беспокоит, – ответил он мягко и поразился, когда Виктория сказала:

– В том-то и дело. Меня беспокоишь ты. – Она чуть покраснела, словно смутившись, но продолжила: – С тех пор как… как уехала София, ты ходишь сам не свой. Не говори мне, что это ревность, пожалуйста! – Жена замотала головой. – Если тебе так кажется, сними щит и сам поймешь – я не ревную. Я переживаю.

Щит снимать Арен не стал, решив поверить на слово. Он слишком хорошо знал, как выглядит ревность, а сейчас Виктория не походила на ревнующую женщину.

Но ответить ему было нечего. Правду говорить нельзя – она уничтожит супругу, – а нагромождать ложь не хотелось, да и незачем.

– Не переживай, – произнес Арен, решив воспользоваться старым способом успокоения, и поцеловал Викторию в губы. Он ничего не почувствовал, а вот жена, на секунду замерев, застонала, обнимая его обеими руками и прижимаясь крепче.

– Арен… – шепнула она, когда он спустился с губ на шею. – Только не усыпляй меня больше, пожалуйста…

Он на мгновение замер, а потом усмехнулся:

– Не буду.

Снял с нее ночную рубашку – кожа была совершенно белой, сливочной, совсем не веснушчатой – и стал целовать повсюду, пресекая любые попытки перехватить инициативу. Вскоре Виктория сдалась – лишь лежала и тихонько стонала, вздрагивая от особенно приятных прикосновений, и пронзительно вскрикнула, когда он довел ее до края.

– Спи, Вик, – сказал Арен, ложась рядом и накрывая жену и себя одеялом. – Не думай ни о чем.

Виктория смотрела на него блестящими, как в лихорадке, глазами и чуть дрожала. Император погладил ее по щеке, отвернулся и усыпил себя, не желая больше чувствовать удушающую тошноту, в которую он погружался все сильнее с каждым днем, прошедшим после отъезда Софии.

Полночи Виктория не могла уснуть и даже жалела, что попросила Арена не усыплять ее. Сердце колотилось, в горле стоял комок, и она все смотрела на мужа, не понимая – разве он смог бы целовать и ласкать ее так, если бы любил другую женщину?

«А как он меня целовал? – подумала она и даже всхлипнула от остроты воспоминаний. – Да, мне было приятно, очень-очень хорошо, но сам Арен… в нем не чувствовалось ни страсти, ни желания. Он просто целовал, выполнял действия. Как при ходьбе или плавании…»

Стало обидно и гадко. Но обижалась Виктория не на мужа, а на себя – за то, что не имела сил оттолкнуть, хотя понимала еще тогда, когда он только начал, что это не физическое влечение, а желание успокоить. Он успокаивал ее так и раньше, если она истерила. И сейчас Арен просто не хотел продолжать неудобный разговор.

А она? Что при этом делала она? Зная и понимая, что мужу не слишком-то приятно, продолжала наслаждаться. Ей было хорошо, а ему? Судя по выражению лица, в лучшем случае Арену было безразлично, а в худшем… ему было плохо.

И что же это получается – теперь так будет всегда? Виктория станет получать удовольствие, она будет счастлива, а муж?

«Я больше не буду тебя мучить», – вспомнила она вдруг собственное обещание и едва не зарыдала, осознав, что для Арена мучением обернется все, что бы она ни делала. Она сама – мучение. Она мучила его восемь лет и продолжает мучить дальше, даже не желая этого. Защитница! Но что она может сделать? На ум приходил только еще один ребенок, но… нет, дети не способны повлиять на отношения между взрослыми.

«Ты сама сказала это Силвану. Сказала, что можешь попробовать отпустить Арена».