Девушка по соседству - Джек Кетчам (1989)

Но я же не писал сценарий «Счастливых дней»[35]. Никогда – со времен «Стервятников», моей первой книги, – я не работал над столь мрачным сюжетом. А «Стервятники» рассказывали о каннибалах в штате Мэн. Никто же не принимал события романа всерьез, какими бы жуткими и кровавыми ни были сцены. А новая книга была о насилии над детьми. Насилии столь запредельном, что, работая над романом, я в конце концов вынужден был смягчить кое-какие сцены из реальной жизни. А какие-то убрать вовсе.

И все равно жестокость в книге не знает границ.

С этим нельзя было ничего поделать. Никаких лазеек я не нашел. По сути, проблема заключалась в том, чтобы оставить роман настолько жестким и не вычистить из него реальных детей, которых подвергают насилию ежедневно и ежечасно.

Помогла необходимость решать технические проблемы. Во-первых, я вел рассказ от первого лица – от лица мальчика, живущего по соседству с жертвой. Он не вполне стабилен психически, но и далеко не бесчувственный подросток, постоянно колеблющийся между привлекательностью разврата, который ему разрешили, и тем, что ему говорит человеческое сочувствие. Он видит многое. Но не всё. Что позволяло мне представить читателю кое-какие вещи эскизно, без крупного плана, без того, чтобы врубать жестокость на полную мощь.

Далее, он ведет свой рассказ тридцать лет спустя после произошедших событий. Теперь он взрослый человек, и он имеет возможность редактировать то, что пишет. И когда события достигают пика жестокости, я позволяю ему сказать: «Простите. Этого я вам рассказывать не буду. Вообразите все сами, если хватит мужества. Я вам помогать не стану».

Рассказ от первого лица в триллере автоматически обращает сочувствие читателя к объекту насилия. Этим приемом я воспользовался в романе Hide and Seek[36]. Вы с самого начала знаете, что повествователь – рассказчик – выживет, так что вам не приходится переживать за его физическую безопасность. (Хотя вы можете попереживать по поводу его моральной безопасности, надеюсь, так оно и будет с этой книгой.) Но если все сделано правильно, вы будете беспокоиться о безопасности тех, кто ему дорог. То есть «Девушки по соседству» и ее сестренки.

Это очень непросто. Ведь если люди, которые ему дороги, выписаны без особой прорисовки деталей и не вызывают сочувствия – или если вы, в отличие от рассказчика, не любите адвокатов и собак, – то, читая книгу, вы будете следить за антигероями, вчитываться в сцены насилия и так далее. Либо захлопнете книгу навсегда.

Но меня это не особо беспокоит (сказал автор, подзарядившись наглостью). Если в книге наличествует этическая неоднозначность, моральная дихотомия – значит, им и положено там быть. Это проблема, которую должен решать тот паренек. Это проблема, показанная с его, а не чьей-то еще точки зрения. И меня не тревожит это еще и потому, что мне очень нравятся эти девочки – что, думаю, для читателя очевидно. Они не просто жертвы. По целому ряду аспектов – особенно в их отношении друг к другу – они настоящие герои.

И поэтому – по контрасту – меня пугают типы по ту сторону.

Пугают, да, и лезут ко мне в душу всякий раз, когда, открыв газету или включив вечерние новости, я узнаю, что какую-то женщину снова избил ее пьяный муж. И я зверею, причем очень, очень сильно.