Напряжение: том 5 - Владимир Ильин (2019)

Пролог

Среди жарких признаний в любви летнему солнцу, волнительного ожидания первых теплых весенних лучей и яркой радости от созерцания скованных в лед озер под синим небом, найдется в душе тихая любовь к поздней осени.

Не той ранней и слякотной, с размытыми дождями дорогами – хотя и ей достанутся добрые слова от тех, кто встретит ее в тепле своих покоев, и кому хлесткий ливень за порогом, приглушенный оконной рамой, станет аккомпанементом треску огня в камине.

И не середине осени, наполненной нотами увядания и прощания – под звуки птичьих стай, зовущих за собой: к теплому морю, в страны с ранним рассветом и поздним закатом, переждать студеную пору и, быть может, остаться там навсегда. Кто-то поддастся, но там, под знойным бризом, на горячем пляжном песке, глядя поверх голов шумной и многочисленной толпы на горизонт, рано или поздно затоскует о ней.

Поздняя осень – с твердой, слегка промерзшей землей. С холодом, пока еще не столь колючим, чтобы прятать ладони в теплые перчатки и нагружать плечи тяжелыми шубами, но достаточным, чтобы очистить разум от тревог. С ощущением выполненного дела, наполняющим странным спокойствием – будь то собранный урожай или сданный квартальный отчет, за порогом которого видится новое начало – но оно, вместе с большим снегом, ожидается еще нескоро…

Еще будет покров – тонкий, белоснежный, без единого следа – и ощущение первопроходца всякий раз, когда подошва продавит первый снег, оставив четкие отпечатки шагов. Он же скроет все запахи, оставив в воздухе только морозную свежесть, да приятные дымки от костров.

И самое важное – тишина, нетронутая суетой птиц и шумом дождя. Промолчат под ветром деревья, лишенные листвы, не мешая мыслям. Благостно.

Особенно прекрасна эта пора поздним утром среды, за городом, с похмелья.

Во всяком случае, князь Юсупов, глядя за окно на подворье усадьбы Еремеевых, куда явился прекращать сватовство своего внука к местной невесте, но вдруг стал главным сватом, чуть не прослезился от нахлынувших чувств.

Высокая нотка романтической задумчивости старательно не замечала сожжённый дотла гостевой домик, остов впившегося в землю боевого вертолета, пустую карету скорой помощи на вершине дуба и старательно вырытую посреди поляны у дома яму, с проглядывающими в ней крупными купюрами и воткнутой рядом лопатой.

– Твое сиятельство? – Окликнули князя слева задумчивым голосом.

– А? – Недовольно поморщился Юсупов от постороннего звука и покосился в сторону соседа по столу.

Они все еще занимали главный зал поместья Еремеевых – князь Юсупов, князь Долгорукий, сосредоточенно изучающий этикету минералки слева от него – как всякий образованный человек, испытывающий потребность в чтении в момент бездействия. Князь Галицкий, уронивший голову на сложенные руки по ту сторону стола. Князь Шуйский, дремавший рядом с ним, откинувшись на спинке кресла. Князь Панкратов, уснувший головой на пачке бумаг, отчего – было видно – на щеке его трафаретом перенеслась карта ближнего востока с крайне важными и секретными отметками, нанесенными ручкой. Где-то еще должен был ходить князь Давыдов, но Юсупов даже знать не хотел, где – потому что найдется, и опять придется пить.