Годы - Анни Эрно

В Интернете достаточно было написать ключевое слово, и тут же вываливались тысячи сайтов, выдавая скопом куски фраз и обрывки текстов, которые утягивали вас еще дальше в увлекательной погоне за чем-то, в бесконечном обретении того, чего никто не искал. Казалось, можно овладеть всей суммой знаний, усвоить множество мнений, раскиданных по блогам и высказанных по-новому, прямо в лоб. Узнать симптомы рака горла, рецепт муссаки, возраст Катрин Денев, погоду в Осаке, способ выращивания гортензий и конопли, роль японцев в развитии Китая, играть в покер, скачивать фильмы и музыку, купить все: белых мышей и револьверы, виагру и секс-игрушки, все продать и перепродать. Разговаривать с незнакомыми людьми, ругаться, предлагать отношения, выдумать себя. Наши партнеры не имели тела, голоса, запаха и жестов, мы — оставались для них недосягаемыми. Главным было то, что можно с ними делать, — правило взаимообмена, удовольствие. Осуществлялась великая мечта: иметь власть и безнаказанность одновременно. Мы действовали в реальном мире объектов без субъектов. Интернет поразительным образом трансформировал мир в дискурс.

Быстрое, подскакивающее кликанье мышью по экрану становилось мерилом времени.

Меньше чем за две минуты находились: подружки из лицея имени Камиллы Жюльен города Бордо, предвыпускной класс C2, 1980–1981 учебный год, песня Мори-Жозе Невиль, статья из газеты «Юманите» за 1988 год. Поиск утраченного времени перекочевал в Сеть. Архивы и всякая старина, все реалии прошлого, казалось, потерянные навсегда, — являлись по первому зову. Память стала неисчерпаемой, но ощущение плотности времени, которое давали запах и желтизна бумаги, загнутая страница, отчеркнутый неизвестной рукой абзац, — исчезло. Мы пребывали в безбрежном настоящем.

И еще беспрестанно «сохраняли» его, лихорадочно множа фотографии и видео, обеспечивали мгновенный доступ к ним. Сотни картинок, раскиданных направо и налево по закоулкам дружеских связей в их новом социальном применении, пересылаемых и архивируемых в (редко открываемые) папки компьютера. Главное было успеть сделать снимок, поймать и продублировать жизнь, фиксируемую в процессе проживания: цветущая вишня, гостиничный номер в Страсбурге, новорожденный младенец. Места, знакомства, сцены, предметы — шла тотальная консервация жизни. С помощью цифровых технологий мы пытались объять реальный мир.

Разложенные по датам фотографии и видео, которые мы прокручивали на экране, при всем разнообразии сцен, пейзажей, людей — хранили свет уникального времени. Так прописывалась иная форма прошлого, более гибкая, с меньшей долей реальных воспоминаний. Картинок было слишком много, чтобы останавливаться на каждой и воскрешать обстоятельства съемки. В них мы проживали жизнь в более легкой и приукрашенной форме. Умножение следов существования снимало ощущение уходящего времени.

Было странно думать, что при помощи DVD и других носителей потомки узнают все о нашей самой интимной повседневности, о наших жестах, манере есть, говорить и заниматься любовью, о предметах мебели и нижнем белье. Сумрак предыдущих веков, постепенно редеющий с появлением камеры на треноге первого фотографа и вплоть до цифровой камеры, установленной в спальне, — уходил безвозвратно. Мы заранее обеспечивали себе воскрешение.

И каждый хранил в себе большую и смутную память о мире. Почти от всего запоминались лишь слова, детали, имена: то, что позволяло сказать, вслед за Жоржем Переком «Я помню» — барона Эмпена[93], «Пикоретки»[94], носки Пьера Береговуа[95], Деваке[96], войну на Мальвинских островах, какао-порошок Benco. Но то были не настоящие воспоминания, мы по инерции называли этим словом что-то другое: маркеры эпохи.