Обычно такие карточки посылают без конверта – на то они и открытки, но супруга Эраста Петровича позволить себе такого не могла. С ее подписью открытку украли бы на почте, что уже случалось. Ясно было и почему она написала не на обычном листке: на карточке мало места, можно обойтись очень коротким посланием.

Скользящим, будто стремящимся поскорее убежать, но в то же время чрезвычайно изящным почерком на обороте черно-красной картинки было выведено:

«Ах, милый, милый, если б Вы только знали, как безумно я без Вас скучаю! Здесь невыносимая тоска – всё банкеты, приемы, пикники и прочая смертельно надоевшая рутина. Со съемками не ладится, их окончание всё откладывается и откладывается. Я предчувствую, что это будет либо моя самая лучшая, либо самая худшая роль. Ужасней всего, что здесь наступили инфернальные жары. Я телеграфировала в ателье Рубе, чтобы мне срочно сшили по имеющейся у них мерке тропический гардероб. Прошу Вас оплатить счет и как можно скорее выслать мне заказ.

Изнемогающая без Вас,

Клара».

Маса был прав: суть содержалась в самой последней строчке: оплатить и выслать. Что ж, съемки затягиваются – это прекрасно. А когда закончатся, можно будет куда-нибудь уехать с Масой.

Улыбнувшись, Фандорин рассеянно поглядел на картинку.

Нет, не вулкан. Пожар.

Поле, все утыканное нефтяными вышками, столб черного дыма, зарево вполнеба. Ну понятно: Баку.

Внизу мелко подпись:

«Большой пожар на нефтяных промыслах т-ва «Бранобель» в Черном Городе близ Баку».

Маса недоверчиво спросил:

– Неужели вы все-таки ее любите, господин? Только что были мрачнее тайфуна, и вдруг лицо осветилось солнцем.

Со счастливой улыбкой Эраст Петрович сказал:

– Она меня не разлюбила!

Японец разинул рот.

– Наверное, я недостаточно хорошо понимаю по-русски. Позвольте мне прочитать письмо еще раз.

– Фортуна на меня больше не дуется, мы п-помирились, – сказал ему Фандорин и с необычной для него сентиментальностью поцеловал фотокарточку – будто богиню удачи в капризные губы.

Дерево, клинок, иней

Поезд шел от Тифлиса до Баку одиннадцать часов, отправляясь в путь за полночь и прибывая к месту назначения в пятнадцать ноль ноль. Именно этим маршрутом – никаких сомнений – проследовал несколько дней назад хитроумный Одиссей, радуясь тому, как ловко он одурачил идиота градоначальника, тупую дворцовую полицию и некоего джентльмена-сыщика, тоже изрядного болвана. Террорист ехал на какую-то важную встречу, которая должна была состояться у некоего «хромого» в Черном Городе – так назывался район богатейших нефтяных промыслов, вплотную примыкавший к Баку.

До прибытия оставалось немногим более получаса. На окне трепетали легкие белые шторы. День был знойный, и хоть по купе гулял сквозняк, облегчения он не приносил – по лицу будто водили горячим полотенцем.

Ландшафт удручал тоскливостью. Ни травинки, ни деревца, ни пятнышка зелени. Буро-желтая, совершенно голая местность, на которой кое-где дыбились плешивые холмы да белели солончаки. Жить в этой пустыне было невозможно, смотреть на нее – скучно, и Фандорин уже хотел отвернуться, но тут на горизонте показался лес. Он был не слишком густой, однако состоял из высоких деревьев – судя по пирамидальной форме, хвойных, а над их верхушками висела огромная туча, низкая и черная. Появилась надежда, что вскоре грянет гроза и слипшийся от жары воздух посвежеет.

– Вон Черный Город, батенька, – послышалось через открытую дверь. В коридоре стояли, покуривая, два горных инженера из соседнего купе. – Надобно опустить стекло, сажи налетит.