Чудо-пароход имеет две паровых машины, два мощных колеса по бортам и еще гигантский винт на корме. Шесть мачт, уходящих в самое небо, оснащены полным парусным вооружением, и при попутном ветре, да еще на полном машинном ходу корабль развивает скорость в 16 узлов! На пароходе использованы все новейшие достижения судостроительной промышленности. Средь них – двойной металлический корпус, который спасет судно даже при ударе о скалу; специальные боковые кили, уменьшающие качку; полное электрическое освещение; водонепроницаемые отсеки; огромные холодильники для отработанного пара – да всего не перечислишь. Весь опыт многовековой работы изобретательного и неугомонного человеческого ума сконцентрирован в этом гордом корабле, безбоязненно рассекающем морские волны. Вчера я, по своему давнему обыкновению, открыл Священное Писание на первой попавшейся странице и был потрясен – в глаза мне бросились строки о Левиафане, грозном морском чудовище из Книги Иова. Я затрепетал, внезапно поняв, что речь там идет вовсе не о морском змее, как считали древние, и не о кашалоте, как утверждают нынешние рационалисты – нет, в Библии явно говорится о том самом «Левиафане», который взялся доставить меня из мрака и ужаса к счастью и свету. Судите сами: «Он кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою. Нет на земле подобного ему; он сотворен бесстрашным; на все высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости». Паровой котел, кипящая мазь – то есть мазут, светящаяся стезя – след за кормой. Ведь это же очевидно!

И мне стало страшно, милая Эмили. В этих строках содержится некое грозное предостережение – то ли персонально мне, то ли пассажирам «Левиафана», то ли всему человечеству. Ведь гордость с точки зрения Библии – это плохо? И если Человек с его техническими игрушками «на все высокое смотрит смело», не чревато ли это какими-нибудь катастрофическими последствиями? Не слишком ли мы возгордились своим резвым умом и проворными руками? Куда несет всех нас царь гордости? Что ждет нас впереди?

И открыл я молитвенник, чтобы помолиться – впервые за долгое-долгое время. Вдруг читаю: «В мыслях у них, что домы их вечны, и что жилища их род в род, и земли свои называют они своими именами. Но человек в чести не пребудет; он уподобится животным, которые погибают. Этот путь их есть безумие их, хотя последующие за ними одобряют мнение их».

Но когда, охваченный мистическим чувством, я дрожащей рукой открыл Книгу в третий раз, мой воспаленный взгляд уперся в скучное место из Чисел, где с бухгалтерской дотошностью перечисляются жертвоприношения колен Израилевых. И я успокоился, позвонил в серебряный звонок и велел стюарду принести мне горячего шоколада.

Комфорт, царящий в той части судна, которая отведена для приличной публики, поражает воображение.

В этом отношении «Левиафан» уж воистину не имеет себе равных. В прошлое канули времена, когда путешествующие в Индию или Китай ютились в тесных, темных каморках друг у друга на голове. Вы знаете, любимая женушка, как остро развита во мне клаустрофобия, но на «Левиафане» я ощущаю себя, словно на просторной набережной Темзы.

Здесь есть все необходимое для борьбы со скукой: и танцевальный зал, и музыкальный салон для концертов классической музыки, и недурная библиотека. Каюта первого класса не уступит убранством номеру лучшего лондонского отеля. Таких кают на корабле сто. Кроме того 250 кают второго класса на 600 мест (туда я не заглядывал – не выношу убожества), и, говорят, еще есть поместительные грузовые трюмы. Одной только обслуги, не считая матросов и офицеров.

На «Левиафане» больше 200 человек – стюарды, повара, лакеи, музыканты, горничные. Представляете, я совершенно не жалею, что не взял с собой Джереми. Бездельник вечно совал нос не в свои дела, а тут ровно в одиннадцать приходит горничная, делает уборку и выполняет все мои поручения. Это удобно и разумно.