– Суворова? – заинтересовался Мизинов. – Мы с вами не родственники? Мой прадед по материнской линии – Александр Васильевич Суворов-Рымникский.

– Надеюсь, что не родственники, – отрезала Варя.

Сатрап понимающе усмехнулся и больше на задержанную внимания не обращал.

– Вы, Казанзаки, мне всякой чушью голову не морочьте. Где Фандорин? В донесении сказано, что он у вас.

– Так точно, содержится под стражей, – молодцевато отрапортовал подполковник и, понизив голос, добавил. – Имею основания полагать, что он-то и есть наш долгожданный гость Анвар-эфенди. Все один к одному, ваше высокопревосходительство. Про Осман-пашу и Плевну – явная дезинформация. И ведь как ловко завернул…

– Болван! – рявкнул Мизинов, да так грозно, что у подполковника голова уехала в плечи. – Немедленно доставить его сюда! Живо!

Казанзаки опрометью кинулся вон, а Варя вжалась в спинку стула, но взволнованный генерал про нее забыл. Он шумно пыхтел и нервно барабанил пальцами по столу до того самого мгновения, пока подполковник не вернулся с Фандориным.

Вид у волонтера был изможденный, под глазами залегли темные круги – видимо, спать минувшей ночью ему не довелось.

– 3-здравствуйте, Лаврентий Аркадьевич, – вяло сказал он, а Варе слегка поклонился.

– Боже, Фандорин, вы ли это? – ахнул сатрап. – Да вас просто не узнать. Постарели лет на десять! Садитесь, голубчик, я очень рад вас видеть.

Он усадил Эраста Петровича и сел сам, причем Варя оказалась у генерала за спиной, а Казанзаки так и замер у порога, вытянувшись по стойке «смирно».

– В каком вы теперь состоянии? – спросил Мизинов. – Я хотел бы принести вам свои глубочайшие…

– Не стоит об этом, ваше высокопревосходительство, – вежливо, но решительно перебил Фандорин. – Я теперь в совершенном п-порядке. Лучше скажите, передал ли вам этот г-господин (он небрежно кивнул на подполковника) про Плевну. Ведь каждый час дорог.

– Да-да. У меня с собой приказ главнокомандующего, но я прежде желал убедиться, что это действительно вы. Вот, слушайте. – Он достал из кармана листок, вставил в глаз монокль и прочел. – «Начальнику Западного отряда генерал-лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Плевну и укрепиться там силами не менее дивизии. Николай».

Фандорин кивнул.

– Подполковник, немедленно зашифровать и отправить Криденеру по телеграфу, – приказал Мизинов.

Казанзаки почтительно взял листок и, звеня шпорами, побежал исполнять.

– Так стало быть, можете служить? – спросил генерал.

Эраст Петрович поморщился:

– Лаврентий Аркадьевич, ведь я, кажется, д-долг исполнил, про турецкий фланговый маневр сообщил. А воевать с бедной Турцией, которая и без наших доблестных усилий благополучно развалилась бы, – увольте.

– Не уволю, милостивым государь, не уволю! – засердился Мизинов. – Если для вас патриотизм – пустой звук, то позволю себе напомнить, что вы, господин титулярный советник, не в отставке, а всего лишь в бессрочном отпуску, и, хоть числитесь по дипломатическому ведомству, служите по-прежнему у меня, в Третьем отделении!

Варя слабо ахнула. Фандорин, которого она считала порядочным человеком, – полицейский агент? А еще Печорина из себя разыгрывает! Интересная бледность, томный взор, благородная седина. Вот и доверяй после этого людям.

– Ваше в-высокопревосходительство, – тихо сказал Эраст Петрович, видно, и не подозревая, что безвозвратно погиб в Вариных глазах, – я служу не вам, а России. И в войне, которая для России бесполезна и даже губительна, участвовать не желаю.

– А насчет войны не вам решать и не мне. Решает государь император, – отрезал Мизинов.

Повисла неловкая пауза. Когда шеф жандармов снова заговорил, голос его звучал уже совсем по-другому.