Отпустив мичманов, я продолжил вглядываться в подходящего к нам «Адмирала Ушакова». С первого взгляда корабль особо не впечатлял. Всего одна короткая и очень широкая труба — у «Варяга» таких труб четыре, а у «Аскольда» — аж пять. Хотя то, как он к нам бежал, показывает совсем неплохие скоростные качества. Шпирона как такового нет, форштевень атлантического типа. Когда я обратил на это внимание поручика Бесоева, тот ответил, что, дескать, в историю военно-морского искусства попали лишь два полных адмирала-идиота. Один — австрийский, который пошел на таран в битве при Лиссе, и другой — итальянский, который позволил австрийцам себя таранить. И больше ни разу. В остальных случаях шпиронами топили лишь свои корабли во время неудачного маневрирования. Сейчас не то что на таран, на дистанцию выстрела из минного аппарата броненосец или крейсер не подпустит корабль своего класса. В том смысле, что все наши минные аппараты это бесполезные в бою и к тому же крайне опасные игрушки. Для крейсера они могут еще пригодиться, к примеру, для того, чтобы быстро утопить невооруженные неприятельские пароходы. Но тут, если по уму, и одной скорострельной четырехдюймовой пушки хватит за глаза и за уши.

А вот «Ушаков», в смысле вооружения, больше похож на маленький броненосец. Бортовых орудий у него, правда, нет, но есть две двухорудийные башни. Сразу за носовой башней восемь толстых наклонных труб. Не знаю, что это, наверное, что-то подобное тому, чем убили «Асаму», хотя по ней стрелял вроде не «Адмирал Ушаков», а «Москва». Минные аппараты тоже есть, правда не нашего детского калибра, а эдак примерно двадцатидюймовые, длиною саженей в пять. Надо будет потом спросить, там обычные мины или что-то особенное, если уж даже в наше время корабли на минный выстрел сойтись не могут. И не повернуть их никак, ширины корабля не хватит, а ведь там еще и надстройка…

Нет, с этим так просто не разберешься. Только вот, как у него с огневой мощью, четыре ствола не маловато будет? И тут жизнь, через какого-то дернутого на всю голову самурая, сама дала мне ответ. На берег, прямо напротив нас, на рысях вылетела японская конная батарея. На что они рассчитывали — до нас их снаряд если и достанет, то сильно не прицельно, на пределе дальности. Хотя и нам им ответить нечем, несмотря на то что наши пушки дальнобойней будут. Но в боекомплекте у нас стараниями умников из-под Шпица одни бронебойные снаряды, которые по фугасному действию недалеко ушли от болванок. Это если взрыватель сработает.

Я поднял к глазам бинокль. Маленькая пилюля, которую втихаря сунул мне поручик Бесоев, помогла, и теперь голова совсем не болела. Восемь полевых пушек, зарядные ящики уже отцеплены, японский офицер поднял саблю…

Очередь — пушки с берега выстрелили одна за другой. Оказывается, я ошибся, определяя дальнобойность этих пушек. Их снаряды не долетели до нас четыре-пять кабельтовых и бесполезно лопнули при ударе о воду, выбросив густые черные облака шимозного дыма. Я уже собирался дать команду ответить японцам из неповрежденных орудий правого борта, но тут произошло то, что удивило меня до глубины души. Причем не только меня. Наш начарт лейтенант Зарубаев при виде сего действа так и остался стоять с открытым ртом.

Обе башни «Адмирала Ушакова» повернулись в сторону берега, стволы их орудий взметнулись вверх… и выпустили очередь, подобно картечнице Нортфельда. Мы с лейтенантом даже не успевали сосчитать выстрелы. Несколько мгновений, и на берегу воцарился настоящий ад. Японская батарея окуталась вспышками разрывов, совершенно не похожих даже на разрывы наших шестидюймовых снарядов.

Когда же дым развеялся, японской батареи на позиции уже не было — лишь изуродованные обломки и несколько разбросанных тел указывали на то, что она находилась там минутой-двумя назад. В отдалении билась в агонии смертельно раненная лошадь. И всё…