Ага, хрена тебе лысого! Илья выхватил из кобуры «Грача». В училище, да и потом в отряде, патронов для тренировок не жалели. Это одно из условий выживания при боестолкновении. Из пистолета он попадал в пятирублёвую монету на десяти метрах. Конечно, были в отряде спецы более меткие. Сам видел два случая. Один из офицеров подбросил пустую консервную банку, второй вы-хватил пистолет и стрелял в неё, не давая упасть. Банка кувыркалась, подскакивая от удара пуль, пока не кончились патроны в магазине. У тех, кто видел, челюсти отвисли. А второй раз повесили на мишенный щит надутый воздушный шарик. Один из офицеров отошёл метров на сто пятьдесят и первым же выстрелом попал. Для пистолета дистанция запредельная. Не каждый стрелок из карабина или автомата попадёт. Так что было у кого поучиться. Вот и теперь, передёрнув тихо затвор, чтобы не клацнул, выкатился из-за сосны и сразу три выстрела. Немец, укрывавшийся за одним из мотоциклов, вскрикнул и упал. Прикидывается или ранен? Живой он Илье не нужен. Допрашивать нет возможности из-за незнания языка. Да если бы и смог, как и куда передать данные, полученные от немца? Лёг, под мотоциклом увидел тело, всадил в него две пули. Подобрался ближе, выглянул из-за мотоциклетной коляски. Готов фриц, из-под него кровь течёт, явно крупный сосуд задет. Подошёл, толкнул ногой, голова безжизненно мотается. Ногой автомат оттолкнул. На плечах у убитого серые погоны с окантовкой и одна четырёхугольная звезда. Явно не рядовой. Но в училище звания немецкой армии времён Второй мировой войны не изучали, иначе бы знал – фельдфебель пехоты перед ним, вроде старшины на наши звания. Облокотился Илья на коляску. Одолел он разведывательный дозор, хотя непросто получилось. От немчуры едва пулю не схлопотал прямо в живот, кабы не автомат. Почувствовал, что возбуждён, во рту слегка пересохло. Пару минут перевёл дух, затем мотоциклы досматривать начал. Ого! Да в багажниках колясок чего только нет! И коробки с пулемётными лентами и консервы – мясные и рыбные, ром и коньяк, а ещё галеты и шоколад. Есть хотелось. У одного из немцев снял с пояса нож в ножнах, повесил на свой ремень. Нож – он всегда пригодится – банку консервов вскрыть, часового по-тихому снять. Вскрыл банку ножом, оказалось – ветчина. С галетами, поддевая куски ветчины ножом, съел с большим аппетитом. Запить бы чем-то, галеты пресные и сухие. А воды нет. Откупорил пробку с коньячной бутылки, сделал три крупных глотка. О, хорош коньяк. И вкус, и запах великолепные. Начал наклейку изучать. Ба! Коньяк-то французский. Видимо, немцы убитые во Франции успели побывать. А может – трофеи с коньячных заводов. Спиртное по жилам пробежало, взбодрился. Выпить больше нельзя, опьянеет, и бросить такое добро жалко. В одной из колясок ранец обнаружил из телячьей кожи, клапан отстегнул, вытряхнул из него всё. Сложил найденную провизию и бутылку коньяка. Выдернул у одного из убитых брючной ремень, связал им две полные пулемётные коробки. Если перебросить через плечо, вполне нести можно. И что, что тяжело, больше таскал. В пулемёте, из которого стрелял, третья часть ленты осталась. Заменил на новую, патронов много не бывает. Под одним из мотоциклов кожаную сумку заметил. Труп немца перевернул, ремешок сумки снял, открыл. Да здесь карта. И получше, чем у него, карандашом отметки. Для разведчика более драгоценной добычи не бывает. Стрелки, обозначающие удары, – клинья немцев, номера дивизий, корпусов. Едва не застонал от досады. Эти бы сведения нашим передать. Но рации нет, а и была бы, толку что? Он не знает частот наших радиоцентров, у него нет позывного, да и координаты все в немецкой масштабной сетке. Кто ему поверит, если была бы связь? Примут за подставу, фальшивку, пошлют по-русски подальше.