Впоследствии фон Штайнберг практически ничего не смог вспомнить о неделе, проведенной в полевом госпитале. Русская, а, если быть абсолютно точным, германская пуля, выпущенная из германского же Маузера-98, не только оставила свой след в виде шрама на лбу, но и основательно контузила гауптмана. Впрочем, периодические потери сознания позволили не почувствовать страдания, неизбежно сопровождающие перевязки и обработку ран. Более или менее барон пришел в себя в санитарном эшелоне, увозившем его в один из лучших военных госпиталей фатерлянда – Beelitz, находящийся недалеко от Берлина. Гауптман и не подозревал, что окончательный выбор конечного пункта был сделан не только, а точнее – не столько эскулапами. Например, госпиталь в городе Ольденбург, что в Нижней Саксонии, ведущий свою более чем вековую родословную от известной клиники, вполне мог поставить его если не на крыло, то, во всяком случае, на ноги. Но судьбой барона озаботился его «крестный отец» из разведотдела майор Хельмут фон Тельхейм, имевший на гауптмана далеко идущие планы, до которого успел дойти рапорт обер-лейтенанта Майера. Несколько своевременно сделанных телефонных звонков, продублированных телеграфными сообщениями, мгновенно перевели фон Штайнберга в разряд особо привилегированных пациентов. Это выразилось в личном визите начальника санитарного поезда и назойливой опеке санитаров, которые первоначально даже пытались воспрепятствовать гауптману самостоятельно отправлять естественные потребности, советуя воспользоваться услугами некого Штампке, имевшего опыт работы с уткой еще с франко-прусской войны.

Вся эта кутерьма, усугубленная тряской, скученностью и жарой, отнюдь не способствовала улучшению настроения барона, а, напротив, провоцировала сильные головные боли. Внесла свою лепту и раненая рука, которая немедленно отзывалась болью при попытке хоть немного пошевелить пальцами. Да и температура как будто бы решила подвергнуть своего хозяина кузнечной закалке – фон Штайнберга бросало то в жар, то в холод. По ночам мучили кошмары. Во снах недавние события причудливо переплетались с ужасами, талантливо описанными великим Андерсеном и красочно, в лицах, озвученными долгими вечерами заботливой няней в далеком детстве.

В итоге, прибытие поезда в Берлин было воспринято им как долгожданное спасение. После непродолжительной поездки на санитарном автомобиле гауптман попал в уютную палату, которая больше напоминала номер в первоклассном пансионе и разместилась в одноэтажном здании среди парка. Проспав почти двадцать часов и проснувшись от негромких трелей птиц за открытым окном, в которое вливался чистейший воздух, настоянный на ароматах трав и цветов, он смог почувствовать себя если не в раю, то, во всяком случае, в его земном филиале.

В первую очередь, врачи занялись раненой рукой. В это время в Германии уже был учрежден Имперский антигангренозный комитет и лучшие умы искали пути борьбы с этим страшным и, увы, распространенным злом. В данном случае, рукой барона занялся лично Альберт Вольф, являвшийся одним из пионеров озонотерапии.

В течение нескольких дней состояние фон Штайнберга значительно улучшилось, и он стал более спокойно и с интересом осматривать окружающий его мир и людей.