Пересадочная станция (сборник) - Клиффорд Саймак

Вполне вероятно, что их возможности были ограничены, и они это отлично понимали. Самое большое, на что они были способны, — копировать внешний вид предметов. И возможно, что даже в этом у них случались кое-какие промашки. Взять хотя бы ту машину, которую я обстрелял на дороге, — ее единственная фара находилась в центре ветрового стекла. Но та машина была, конечно, сляпана наспех. Они могли работать гораздо лучше и, видимо, отдавали себе в этом отчет, но тем не менее, наверно, не были до конца уверены в своей компетентности или боялись, что существуют какие-нибудь неизвестные им способы, с помощью которых можно распознать подделку.

Поэтому они действовали наверняка. И их осторожность окупилась сполна. Теперь я был в их власти.

Я сидел беспомощный, объятый страхом перед этой своей беспомощностью, прекратив всякое сопротивление, потому что был убежден, что никакие физические усилия не освободят меня от этой машины. Для этого могли существовать иные пути, без применения силы, и я мысленно прикинул, что тут можно сделать. Я, скажем, мог бы попытаться завязать с машиной разговор, — на первый взгляд, это, конечно, бред, но все же не лишенный определенного смысла, поскольку это была не машина, а враг, который, несомненно, сознавал мое присутствие. Но я эту идею отверг, так как не был уверен в том, что машина, которая, возможно, услышит меня, снабжена говорящим устройством и сумеет мне ответить. А подобный односторонний разговор смахивал бы на мольбу; мне показалось бы, что мои слова с презрением игнорируются, и я почувствовал бы себя униженным. А я, невзирая на свое незавидное положение, был далек от того, чтобы о чем-то умолять или унижаться.

Я, конечно, испытывал сожаление, но не по отношению к себе. Я жалел о том, что мой план провалился, что теперь все пойдет прахом и что мой выход из игры лишает меня единственного слабого шанса на победу над пришельцами.

Нам встречались другие машины, и я криками пытался привлечь их внимание, но окна моей машины были закрыты, так же, видимо, как и окна тех, других, и меня никто не услышал.

Так мы проехали несколько миль, потом машина снизила скорость и свернула на другую дорогу. Я попытался определить, где мы находимся, но я давно уже не следил за путевыми знаками и не смог сориентироваться. Дорога, узкая и извилистая, петляла в густом лесу, порой огибая огромные скалистые бугры, которые выпячивались из плоской равнины.

Глядя на придорожный пейзаж, я не то чтобы понял, скорее догадался, куда мы держим путь. Я присмотрелся повнимательней и пришел к убеждению, что моя догадка правильна. Мы ехали к усадьбе «Белмонт», возвращались туда, где все это началось, где они поджидают меня, — наверное, разгневанные, со зловеще поджатыми губами, если подобные существа способны испытывать гнев и зловеще поджимать губы.

Естественно, что это был конец всему. На этом можно было поставить точку. Если, конечно, где-то в другом месте над этой проблемой не бьется кто-нибудь еще — и бьется один на один, потому что этому человеку никто не верит. А ведь такое вполне возможно, сказал я себе. И ему может повезти в том, в чем я окончательно потерпел неудачу.

В глубине души я сознавал, как мало на это шансов, но то была моя единственная надежда, и в полете фантазии я ухватился за нее и попытался внушить себе, что это правда.

Машина свернула за поворот, но недостаточно круто, и перед нами вдруг возник густой частокол деревьев.

Колеса сошли с дороги, и мы устремились прямо на деревья. Передок машины ушел вниз, и она, задрав бампер, нырнула со склона.

Внезапно она исчезла, и я оказался в воздухе один, без машины, окруженный тьмой с летящими навстречу мне деревьями.

Я успел издать один-единственный вопль ужаса, прежде чем вмазался в дерево, которое, казалось, стремительно налетело на меня из мрака.

Глава 37