Тень ночи - Дебора Харкнесс (2018)

В голове мелькнула мысль: «Не ведет ли служанка двойную игру?» Прежде Энни служила у Кита Марло. Конечно, прежнему хозяину она уже ничего не могла сообщить о Шекспире. Но у него хватало соперников среди живых драматургов. Недопустимо, чтобы они узнали, как отчаянно он нуждается в покровителе. Когда из-за чумы позакрывались едва ли не все театры, трудно поддерживать в надлежащем состоянии тело и дух. Его поэма «Венера и Адонис» могла бы поправить финансовые дела… только бы никто не украл у него сюжет.

– Энни, ты слышала вопрос? Что это?

– Ничего, м-м-мастер Шекспир, – пробормотала, запинаясь, служанка и нагнулась за бумажкой.

– Раз ничего, подними и подай мне, – велел драматург.

Получив бумажку, Шекспир сразу узнал почерк. У него зашевелились волосы на затылке. Это было послание от мертвеца.

– Когда Марло дал тебе эту бумажку? – сурово спросил Уилл.

– Он не давал мне ее, мастер Шекспир. – Энни не могла заставить себя соврать. Ее способности ведьмы были невелики, зато судьба щедро наградила девушку честностью. – Записка была спрятана. Ее нашел отец Хаббард и отдал мне. Сказал, что на память о мастере Марло.

– А он нашел записку уже после смерти Марло?

Покалывание в затылке Шекспира утихло. Тревога сменилась любопытством.

– Да, – прошептала Энни.

– Тогда я оставлю записку себе. Так она надежнее сохранится.

– Конечно.

Шекспир сжал пальцы. Энни с тревогой смотрела, как последние слова Кристофера Марло исчезли в кулаке ее нового хозяина.

– И смени тряпку. Этой ты не столько моешь, сколько грязь растираешь. Давай иди. Мне работать надо.

Отправив Энни за чистыми тряпками, Шекспир разжал кулак и внимательно прочитал строчки:

Черный – цвет утраты истинной любви.

Цвет демонов.

И тени ночи.

Шекспир вздохнул. Он никогда не понимал стихотворного размера, которым писал Кит. А меланхоличный юмор и болезненное обаяние были слишком мрачными для нынешних печальных времен. Такое лишь испугает зрителей, особенно сейчас, когда смерти в Лондоне стали повседневным явлением. Он вертел в руках перо и думал.

Утрата истинной любви. Да уж… Шекспир насмешливо фыркнул. В своих пьесах он только и делал, что воспевал истинную любовь, хотя те, кто ему платил, похоже, никогда не уставали от любовных охов и вздохов. Шекспир написал эти слова на листе, затем перечеркнул, поместив поверх них единственное односложное слово, которое точнее передавало его ощущения.

Демоны. Шекспира до сих пор терзал и раздражал успех «Фауста», написанного Китом. У него самого не было таланта писать о существах, обитающих за пределами видимого и осязаемого мира. Ему куда лучше удавались характеры простых смертных с их чисто человеческими недостатками. Иногда Шекспиру казалось, что и он мог бы написать превосходную пьесу с участием призраков. Возможно, там бы действовал злой, мстительный призрак отца, отравляющий жизнь сыну. Шекспир содрогнулся всем телом. Из его собственного отца получился бы жуткий призрак, если Господу вдруг наскучило бы общество Джона Шекспира и отцовский жизненный путь подошел бы к концу… Нет, не надо ему сейчас никаких демонов.

Тень ночи. Какое вялое, предсказуемое завершение стихов. Это вполне мог бы написать Джордж Чапмен, не приди ему в голову что-нибудь пооригинальнее. Шекспир написал и эти слова. «Тень» ему особенно не нравилось. На что бы ее заменить? Зачеркнув «тень», он написал «сень». «Сень ночи». Ничуть не лучше, поскольку затерто до дыр. Поверх зачеркнутой «сени» Шекспир написал «ткань». Опять никуда не годится.