В тот же миг Артём отдёрнул одеяло в сторону и одним движением растянул меня на матрасе, схватив свободную руку и отведя её в сторону, обнажая шею. Кот обхватил мои ноги и стиснул их с такой силой, что даже пошевельнуться не могла.

— Это для твоего же блага, — прошептал на ухо Артём, а затем отодвинулся, освобождая место для парня.

Я кричала долго, громко. Я молила, просила о помощи. Страх захлестнул с головой, любая мысль испарялась под действием адреналина и всё, что оставалось внутри — паника и желание бежать. Вырывалась как могла, чувствуя, как сдираю кожу на месте наручника, но меня держали слишком хорошо. Игла вошла как по маслу, он не раздумывая спустил поршень и жидкость огнём пошла по венам.

Кот обещал, что не будет боли. Он солгал.

* * *

— Не работает.

Голос звучит рядом, но, в тоже время, далеко-далеко. Как эхо, уходит и возвращается. Громко и совсем тихо. От боли сводит живот, мышцы горят, чувствую бисеринки пота, спускающиеся по коже, оставляя борозды из огненного жара, заполняющего каждую клеточку тела.

То, что он ввёл, как яд, как вирус, распространяется по телу, пытаясь влезть в мозг, разрушить мысли, переделать их, уничтожая, заменяя чем-то совершенно чуждым. Мне видятся ледяные водопады, неоново-голубые, струящиеся сквозь айсберги, падающие в холодные воды арктического моря с таким оглушающим шумом, похожим на грозовые раскаты, удары молнии о сухую землю. И кажется, что вместе с ними, падаю и я.

— Ещё одну инъекцию.

— Она умирает, Тёма. Тело отторгает наркотик.

— Введи ещё, — прохрипел Артём в ответ. — Она примет его, должна принять.

Меня переворачивают на спину, обнажают руку, накладывают жгут. Всё смутно, но я улавливаю происходящее и вяло пытаюсь сопротивляться, хотя в таком состоянии не уверенна, что смогла бы просто пошевелиться. Новая порция яда вошла в вену новой огненной струйкой, побежавшей вверх по руке.

— Все вон.

Артём кладёт мою голову на колени, аккуратно разглаживая спутанные волосы.

— Елена, послушай меня очень внимательно, — не сразу заговорил он, удерживая мои плечи, когда от новой порции боли начались судороги. — Ты должна принять его. Расслабься, позволь ему войти в тебя. Иначе умрёшь и всё будет зазря. Ты ведь не хочешь умереть?

Смерть? Что такое смерть? Мне больно здесь и сейчас! Больно потому, что внутри есть знание о том яде, которым наполнены вены. Знание о том, чем всё это закончится. Опасность! Это зло, что-то такое, что полностью изменит меня. Поэтому сопротивляюсь изо всех сил. Сопротивляюсь да так, что каждая волна боли сильнее предыдущей, но силы уходят. Во рту образовывается привкус крови, я ослепла и почти оглохла от такого невозможного шума воды! Айсберги рушатся, чудовищным грохотом падая в воду.

— Успокойся, — шепчет Артём. — Тише, дорогая, тише… Ничего плохого не происходит, ты сама себя накрутила. Это не яд. Не зло. Не наркотик. Это свобода. То, о чём мечтала. Просто прими её, вбери каждой клеточкой тела, и сама почувствуешь, как на самом деле здорово быть живой! По-настоящему живой!

Он всё говорит и говорит. Слова задевают мои инстинкты, пробуждая самое главное желание — желание выжить, несмотря ни на что.

Я сдаюсь и опускаю барьеры. Чем бы это ни было — оно во мне.

* * *

Свобода.

Дом.

Чувство причастности к чему-то великому, чему-то большему, чему-то настоящему. Абсолютное познание божественности. Амброзия, отсутствие страха. Отсутствие одиночества. Я больше не одна. И никогда не буду одинокой. У меня есть настоящая семья. И мы знаем истину, рядом с нами живёт бог.

Знание приходит не сразу, что-то объясняет Артём, что-то всплывает в подсознании, как будто всегда было там. Я так виновата перед ними! Они подарили бесценный дар, а я пыталась от него избавиться! Какой же была дурой! Но теперь всё изменилось. Я изменилась. Мир вокруг стал реальным. Теперь не страшно. Страх ушёл навсегда, ведь я не одна.