Самым неприятным было предстоящее разбирательство с парнем, который убил своего отца. Он попробовал человеческой крови и каким бы невинным не выглядел, его судьба была предрешена. В этом Организация не делала исключений. Убийца должен умереть. Таковы правила у оборотней. Убийство разумных ради мести или жажды является шагом к более тёмной звериной стороне. Вервольфы дичают. А дикость приводит к обращению.

Прежде чем вернуться в дом, я задержалась на пороге, любуясь подступающим рассветом. В отличии от заката, утреннее солнце гораздо стремительнее взбирается на небо, добавляя света и красок. В дверях показался Антон, держа планшет Грегора.

— Близняшки скоро вернутся. Они только что связались со мной, девчонку поймали, — передал он. — Что сказал Шеф?

— Мы вдвоём проведём допрос. Через пару дней придёт автобус. Уедем через неделю, скорее всего в Висконсин. Там участились случаи нападения диких животных. Возможно, это оборотни.

— О, наконец-то прохлада! Достала эта жара! — довольно улыбнулся он. — Тогда сейчас подготовлю комнату для допроса?

— Да. Я пока разберусь с парнем, — сухо ответила, заходя в дом.

Глава 3. Проснись и предстань передо мной

Глава 3. Проснись и предстань передо мной

Небо смыкается над головой

Мне бы поспорить с этой судьбой

Я на распутье, назад не свернуть

Волки здесь воют, вороны клюют

Я осторожна. Себя сберегу.

Только от прошлого не убегу.

Парень оказался моложе, чем думала. Лет пятнадцать-шестнадцать. Совсем худенький, какой-то взъерошенный голубоглазый пацан напугано таращится из темноты комнаты. Его заключили в кондовые наручники из сосны, пропитанные концентратом аконита. Они жгутся, вызывая раздражение и для такого слабого вервольфа отлично выступают сдерживателем.

Позади меня замер Грегор, тихо передав просьбу зайти потом в лазарет. Кивнув, плотно закрыла за собой дверь. Рассвет быстро разбирается с темнотой, даже верхний свет не потребовалось включить. После тяжёлой ночи и не менее напряжённого дня, хотелось побыть в тишине и спокойствии. Но нельзя. Не сейчас. И не здесь.

Наручниками мальчишку приковали к батареи, посчитав, что этого достаточно. Он сидит, скрючившись, свернувшись, застыв. Не похож он на отцеубийцу. Скорее потерянное дитя. Глупый мальчик, свернувший не туда.

— Сильно папка лупил? — спрашиваю нарочито безразличным тоном, опускаясь на кровать.

Судя по всему, эта комната была его. Возле шкафа на стене висели постеры старых фильмов из 90-ых, на столе разбросаны какие-то фантики, карандаши, учебники и тетради. Почти собранный кубик Рубика, планетарная система, самодельная, деланная на школьный конкурс или что-то вроде того. И женская фотография с ребёнком на тумбочке рядом со мной. Его мама.

— Что вам надо? — насупился молодой вервольф, дёрнувшись, как только взяла фото в рамке.

— Твоя мама? Красивая, — негромко резюмирую, ставя обратно. — Где она?

— Умерла, — успокоившись и шумно шмыгнув носом, ответил он.

— И папа изменился? Начал пить, а потом и бить.

Это было видно по его комнате. По дому. По ферме. Мама умерла и семья исчезла. Отец не справился с горем, дела пошли вразнос, а тут ещё мальчишка под ногами крутится, да ещё так похож на жену. Что стало первым ударом? То, как сам мальчик не справлялся со смертью родительницы? Или просто желание сорваться?