Сога (осматривая девочку). Чудесное спасенье! Ожогов нет совсем. Но если б мигом позже поспел Нитонисё, сгорела б ты, дуреха, как пук сухой травы.

Идзуми прижимает к себе ученицу, а ронин переходит к Неслышимому, смотрит на его руки.

А с этим дело плохо… Вчистую обгорел. С ожогами такими ему не выступать. Расстроится Окасан. И парня тоже жаль. Повел себя он храбро. Ей-богу, молодец!

Все застывают: Идзуми и Сэн-тян обнявшись; Сога — положив руку Неслышимому на плечо; Неслышимый — повесив голову.

Свет гаснет. Занавес. Поворот сцены.

Картина третья

Комната в чайном доме, отведенная жонглеру. Бумажные перегородки. Пол, покрытый соломенными циновками. Никаких украшений, никакой мебели — только низкий столик, на котором разложены необходимые для трюков предметы. В углу на скамейке стоит деревянная бадья с водой для умывания. Неслышимый сидит на полу, низко опустив голову и сложив у лба крест-накрест замотанные тряпками руки. Он неподвижен.

Сказитель.

Один сидит убийца в убогой конуре.

В душе его бушует отчаянья пожар.

Себя он проклинает за глупый свой порыв.

Все дело загубил он, когда девчонку спас.

Покрыты волдырями ладони у него,

Обожжены все пальцы, беспомощны они.

Кого убьешь руками, в которых проку нет?

Такой позор синоби лишь смертью искупит…

Бьет в барабан.

Неслышимый вскакивает, исполняет пантомиму отчаяния: беспорядочно мечется по комнате, пытаясь найти способ лишить себя жизни. Хочет достать что-то из мешка, но руки не слушаются. Берет со столика веревку, но не может сделать петли. Наконец, валится ничком и молча, беззвучно катается по полу, бьется головой о циновки.

Сказитель (продолжает):

Но как лишиться жизни, когда калека ты?

Кинжала не достанешь, не заплетешь петли.

Нет участи ужасней, отчаянья черней,

Чем если неспособен ты даже смерть принять.

Неслышимый приподнимается, на коленях ползет к бадье. Ему пришла в голову мысль: утопиться! Он опускает голову в воду и остается в этой позе.

Сказитель (продолжает):

Находит ниндзя выход. Честь будет спасена!

Вода в бадье — всего лишь в три суна глубиной,

Но волею железной синоби наделен.

Не кровью, так водою он смоет свой позор!

Сама судьба, как будто Идзуми пожалев,

Казалось бы, отводит уж занесенный меч.

Но кармы столь причудлив непознанный узор!

И часто себя сами мы губим невзначай…

Бьет в барабан.

Голос Идзуми (доносится из-за перегородки). Позвольте мне войти к вам! Вы слышите меня? Я вас пришла проведать! Могу ли я войти?

Тело Неслышимого начинает сотрясаться в судороге, но он не меняет позы. Сёдзи раздвигаются. Там на коленях сидит Идзуми.

Сказитель.

Узрев картину эту, подумала она: «Бедняжка!

И умыться не может он без рук!

Не может снять он маски и вынужден вот так,

Лицо свое больное водой сквозь ткань мочить!»

Идзуми, поднявшись, быстро приближается к Неслышимому, трогает его за плечо. От неожиданности он рывком распрямляется. Маска вся вымокла, прилипла к лицу.

Идзуми. Позвольте снять с вас маску и вымыть вам лицо. Клянусь, смотреть не буду, коль это тяжко вам.

Он яростно мотает головой и отодвигается.

Ну хорошо, не стану. Я не за тем пришла… Я так вам благодарна, что вы спасли Сэн-тян! (Низко кланяется ему.) В саду я онемела от ужаса совсем и не могла ни слова тогда произнести.

Он неподвижно смотрит на нее. Глаза горят неистовым блеском.