Петербургский рубеж - Александр Михайловский, Александр Харников (2014)

— Товарищи, я уже много слышал о ваших планах. Но при нынешнем государственном устройстве они мне кажутся неосуществимыми. Конечно, я бы тоже хотел, чтобы у вас всё получилось — без лишней крови и насилия. Но император Николай — это совсем не тот человек, который будет заботиться о благе своих подданных. Стоит вспомнить только одну Ходынку или постоянно голодающие то одну, то другую губернии. Только по вашей подсказке запланировано создание хлебного резерва для помощи голодающим…

— Когда-то хранилища с такими резервами уже были — и в Древнем Китае, и в средневековой Византии. Ведь так? — вопросом на вопрос ответил я. Коба кивнул, и я продолжил: — Так вот, такие резервы в крупных империях прошлого действительно существовали. Но вы знаете, что через год хранения только половина хлеба была пригодна в пищу и на посев, а всё остальное оказывалось попорчено грызунами, сыростью и плесенью, возникшими как от общего небрежения хранителей своими обязанностями, так и от отсутствия необходимых для хранения технологий.

Создание хлебного фонда должно быть начато со строительства оборудованных по последнему слову науки крупных государственных элеваторов в хлебопроизводящих губерниях. А это дорого, и станет возможным, только если на это выделят значительные средства. Нынешний указ о хлебной монополии, он ведь лишь часть мер, предусматривающих введение госмонополии на торговлю всеми стратегическими товарами и уводящих денежные потоки из жадных лапок дельцов в государственную казну. России надо не меньше тратить, России надо больше зарабатывать.

Конечно, и среди чиновников есть свои воры. Но они способны украсть только часть от целого. То есть казна оказывается заведомо в выигрыше. — Я немного помолчал. — Кроме того, товарищ Коба, других царей для нас у Всевышнего нет, и из желания не навредить своей стране, нам придется работать с тем императором, который правит в данный момент.

Нина Викторовна вдруг неожиданно спросила:

— Товарищ Коба, скажите, вы катались когда-нибудь на карусели?

— Было дело, товарищ Антонова, катался пару раз, — кивнул Коба, всем своим видом показывая непонимание, как этот вопрос относится к теме разговора.

— Так вот, — продолжила Нина Викторовна, — высшая власть — это и есть этакая карусель, когда катание сначала доставляет удовольствие. Все оказывают тебе почтение и уважение, а ты знай себе сиди на троне и подписывай бумажки.

— А разве это не так? — спросил Коба.

— Это так, — ответила Нина Викторовна, — но только в том случае, когда правителю наплевать на то, что страна с достигнутых его предшественником вершин катится под откос. В противном случае, если надо тащить государство из пропасти, пусть даже не к сияющим вершинам, а всего лишь на ровную дорогу, то управление государством — это тяжкий труд, сравнимый только с работой галерного раба.

Так вот, Николай Александрович желает прославить свое имя как успешного правителя. А значит, Россия на дне пропасти его совсем не устраивает, но и работать, как раб, он тоже не умеет. Он всего лишь человек, чье призвание быть городским обывателем, любить жену и детей, в будние дни ходить на службу, а в воскресные в церковь. Работа с надрывом, как у Петра Великого или его отца, Александра Александровича, совсем не для него.

А государственная карусель кружится всё быстрее и быстрее… И тошнит, и хочется спрыгнуть, а некуда. План императорской отставки — он, знаете ли, дурно пахнет. Да и кому оставить трон? Младшему брату Михаилу, который настолько не в восторге от этой идеи, что даже до сих пор не женился на особе, приличествующей для члена императорской фамилии? Или третьему в цепи наследования — Владимиру Александровичу, или его сыну Кириллу Владимировичу, который в нашем прошлом, будучи уже в изгнании, сам назначил себя императором Всея Руси и обрел прозвище «царь Кирюха» — подразумевая и второй смысл этого слова, обозначающий в народе беспросветного пьяницу-алкоголика.