— Какой?

— Чем больше ложь, тем легче в нее верят.

— Слушайте, Таннер, но ведь должна же быть какая-то зацепка.

Я прошел к лестнице, чтобы убедиться: Эми не подслушивает. И все равно мы разговаривали шепотом. Приходилось соблюдать крайнюю осторожность.

— Нужно рассмотреть все с самого начала, Ник. С ее показаний вы выглядите неважнецки. Эми утверждает: все, что написано в дневнике, — правда. Все вещи в дровяном сарае ваши. Вы купили их по своей кредитной карточке, а потом стеснялись признаться. Она всего-навсего маленькая богатая девочка, которая привыкла, чтобы о ней заботились. Откуда ей знать код кредитной карточки мужа? И боже мой, там же порнография!

— Она призналась, что беременности не было. Тесты подделаны. Она использовала мочу Ноэль Хоторн.

— Что ж вы раньше не сказали! Это здорово! Мы разговорим Ноэль Хоторн.

— Она ничего не знала.

Послышался громкий вздох. Адвокат даже не потрудился спросить о подробностях.

— Ладно, посмотрим. Поищем. Может, что-нибудь и найдется.

— Я не могу находиться в одном доме с этой тварью. Она шантажирует меня…

— Попыткой отравления? Антифриз, да? Я слышал, было что-то связанное с коктейлями.

— Меня могут арестовать, основываясь на этих показаниях? Она говорит, что спрятала немного рвоты. Улика. А что, в самом деле можно…

— Ник, не будем забегать вперед, ладно? Делайте хорошую мину при плохой игре. Мне неприятно это говорить, я сам себя ненавижу, но единственная подсказка юриста, которую я могу вам сейчас дать: не порите горячку.

— Не пороть горячку?! Это и весь совет? Мой супер-мега-адвокат советует мне не пороть горячку?! Мать вашу растак!

Охваченный яростью, я выключил телефон.

«Я убью ее, — думал я. — Убью мерзкую, подлую суку!»

И я снова окунулся в мечты, которые преследовали меня несколько последних лет, в то время как Эми энергично развивала во мне комплекс неполноценности. Мысленно я дубасил ее молотком, мозжа голову, пока она не переставала выкрикивать унизительные слова: «заурядный», «бесхарактерный», «неоригинальный», «непрезентабельный», «нетемпераментный», «недалекий». С преобладанием приставки «не». В воображении я лупцевал ее, пока она не становилась похожа на изломанную игрушку, бубнящую «не… не… не…». Но этого мне было мало, я воскрешал ее и начинал убийство заново. Сжимал пальцы на шее — она всегда любила крепкие объятия, — и душил, и чувствовал под пальцами ее пульс…

— Ник?

Обернувшись, я увидел Эми в длинной ночной рубашке на нижней ступеньке лестницы. Голову она склонила к плечу:

— Не надо пороть горячку, Ник.

Эми Эллиот-Данн

Ночь возвращения.

Он оборачивается и, увидев меня, приходит в ужас. Хоть что-то полезное. Потому что я не собираюсь его отпускать. Он, может быть, думает, что врал, когда говорил все те приятные вещи, упрашивая меня вернуться домой. Но я чувствую разницу. Ник не может вот так лгать. Знаю: когда он произносил те слова, к нему пришло понимание истины, — дзинь!

Мы не способны любить друг друга с прежним пылом, но чувство пропитало нас до мозга костей. Такая любовь, как наша, не может не проникнуть в плоть и кровь и даже в костный мозг. У нашей любви бывают ремиссии, но вылечиться невозможно. Это самая приятная разновидность рака на свете.

Вы не хотите верить? После всего, что было? Он врал. Он пускался в гребаные домыслы и озвучивал их. Ладно, пусть так, но он проделал чертовски важную работу, поскольку я теперь хочу к нему вернуться. Такого мужчину, каким он притворялся, любят женщины. И я его люблю. Хочу, чтобы моим мужем был именно такой мужчина.

Мужчина, которого создала я. Мужчина, которого я заслуживаю.

А значит, он может добровольно вступить на путь любви ко мне или я сломаю его и заставлю стать тем самым мужчиной, за которого я выходила замуж. Мне надоели его увертки.

— Хорошая мина, Ник, — говорю я.