Валид - Анастасия Шерр (2020)

А ещё Валид очень изменился. Кардинально. Словно вместе со зрением исчез и тот негодяй, которого ненавидела всей душой. Теперь даже его грубый тон не пробуждает во мне ярость, как бывало раньше. Мы оба и правда в какой-то момент стали другими.

— Этими постоянными разъездами по клиникам ты мучаешь и меня, и себя. Сколько можно?

— Столько, сколько понадобится, — пытается надеть на меня джинсы, но я забираю их и надеваю сама. — Твоя задача лишь немного потерпеть.

Потерпеть. Да уж, задача не из лёгких. Но ему в разы сложнее. И поэтому я молча соглашаюсь. Покорно еду в больницу.

О ребёнке мы не говорим. И так даже лучше. Потому что Валид хочет его, а я не могу врать, что тоже. Мне сложно представить, что я буду матерью. Ну какая из меня мать? Мне самой нужна нянька.

И материнские чувства не накатывают. Вообще ничего. А ведь должно… Иначе, как мне любить своего ребёнка? Как дарить ему материнское тепло? Если нет его… Тепла.

Муж ведёт меня за руку, лёгкие наполняются запахом больницы и внутри всё скручивает от страха. Почему боюсь? Сама не знаю. Но это ощущение появляется каждый раз, как только мы заходим в очередную клинику. Наверное просто привыкла слышать плохие новости.

— Ложитесь, осторожней, — прикосновение чужих рук вызывает озноб. Они холодные, совсем не такие, как у Валида, но он рядом, я слышу его дыхание, ощущаю запах. Немного успокаиваюсь.

Вздрагиваю, когда холодный гель ложится на кожу, датчик чуть надавливает на низ живота.

— Так, всё идёт неплохо. Плод развивается нормально, — монотонно бубнит доктор, но моё волнение почему-то нарастает. Задерживаю дыхание, призывая себя к спокойствию, нервно тереблю пальцами салфетку.

А потом слышу его… Я уверена, что это он, но мозг пока отказывается принимать эту информацию.

— Что это за звук?

— Это сердцебиение вашего ребёночка.

— У него… У него разве уже есть сердце?

— Сердце есть у всех, — слышу, как женщина усмехается.

— Но… — и резко хватаю ртом воздух. Задыхаюсь от нового чувства. В груди всё обжигает и теперь моё сердце начинает колотиться, как сумасшедшее.

— Вам плохо? — доктор сжимает моё запястье, нащупывает пульс.

— Шах? — Валид берёт моё лицо в свои ладони, чувствую его беспокойство на ментальном уровне. — Скажи мне что-нибудь?

— Тише, — забираю руку из ладони женщины. — Я хочу послушать, — понимаю, что плачу только когда Валид начинает вытирать пальцами мои щёки. — Пожалуйста, дайте послушать.

Домой едем в тишине. Обычно Хаджиев не даёт мне углубляться в свои размышления и постоянно о чём-то говорит. Рассказывает какие-нибудь смешные истории родом из детства или о том, как будет выглядеть наш дом на берегу океана. О чём угодно, лишь бы я не тонула в депрессии. Но сейчас молчит. И нам комфортно молчать. Лучше чем говорить… Потому что так или иначе, нужно будет поговорить о ребёнке. А я не могу сейчас. Слишком тяжело и больно где-то в районе лопаток.

— Шах…

— Нет! — выпаливаю раньше, чем успеваю обдумать свой протест.

— Я тебя понимаю, но уходить в себя тоже не дело. Мне это не нравится, — продолжает с нажимом, кроша мою мраморную стену в пыль. А мне так хорошо там, за ней. В своей непробиваемой раковине, которую наращивала много дней.

— Ах, да. Я уже и позабыла, что мы делаем лишь то, что нравится тебе, — включается защитная реакция, хотя ругаться — это то, чего на данный момент хочу меньше всего.

— Шахидат, я знаю, чего ты боишься. Ты постоянно задаёшься вопросом, что будет, когда он родится, так? Не молчи, скажи мне, я прав? Ты боишься, что не сможешь за ним ухаживать, боишься, что не сможешь его увидеть. Поэтому пытаешься задушить в себе любовь к нему. Я видел сегодня тебя. То, что ты чувствуешь видел. Тебе меня не обмануть, Шах, — я слышу, как он с силой сжимает руль, так, что скрипит кожа обшивки.

— Перестань. Не сейчас. Не хочу говорить об этом.