Ранним утром в субботу Джен подъехала к нашему дому, чтобы отвезти нас на крестины. Ник занял переднее сиденье, потому что у него «ноги длиннее», мне пришлось сесть сзади вместе с Эмили. От этого у меня возникло ощущение, будто они родители, а я их ребенок. Джен поставила диск с хитами 90-х, их эпохи, и вовлекла Ника в разговор, такой тихий, что я почти ничего не слышала. И задалась вопросом, не сделала ли она это намеренно. Преисполненная решимости не дать задвинуть себя в угол, я просунула голову между передними сиденьями и ехала так полчаса, пытаясь по мере сил участвовать в беседе. Ник поначалу оглядывался через плечо, чтобы мне ответить, но потом его укачало, и ему пришлось смотреть прямо. Когда мы выехали на шоссе, Джен включила музыку погромче и стала подпевать. У нее был удивительно приятный голос.

Смирившись, я откинулась назад и стала смотреть в окно. Джен то и дело прерывала свое пение, чтобы спросить: «Знаешь, о чем мне напоминает эта песня, Ники?» Или: «А помнишь, как мы…?» Ник не поощрял все эти воспоминания, но и не пытался их пресечь. Возможно, он просто ничего не мог поделать: в конце концов, она оказывала нам услугу.

Пока мы ехали по автомагистрали М4, я решила, что нужно будет обсудить с Ником этот вопрос, как только мы вернемся с крестин. Если Джен в будущем снова предложит нас подвезти, придется просто вежливо ей отказать. Еще мне хотелось что-нибудь сделать с ее постоянными появлениями. То, что она продолжала приходить в свой бывший дом, не могло принести ей ничего хорошего, а я при этом только мучилась чувством вины.

Все очень удивились, когда я сказала, что бывшая жена Ника съехала добровольно. Обычно уходит тот, кто изменил. Но Ник любил дом и хотел там остаться. Мы полностью сменили интерьер, даже на кухне и в ванных комнатах, хотя все оборудование было в превосходном состоянии. Мне это казалось чудовищной расточительностью, но Ник заявил, что я должна оставить свой отпечаток. Я постаралась, как могла, сделать дом уютным, но все же до сих пор чувствовала присутствие Джен, особенно в спальне. Когда я открывала дверцы шкафа, меня обдавало тяжелым ароматом ее духов.

* * *

Крестины проходили в родной деревне Ника и Джен, под Бристолем. Его родители, брат и сестра жили в нескольких километрах друг от друга, и их близость была не только географической. Они постоянно общались: заглядывали друг к другу на кофе, вместе ходили по магазинам, устраивали вечеринки, даже отдыхать ездили вместе. И хотя Ник с Джен давно переселились в Лондон, они поддерживали семейные традиции. А потом появилась я и все разрушила.

– Ты не просто уничтожила счастливый брак, – обвинила меня сестра Ника. – Ты уничтожила целую семью.

Но я была не виновата. Совсем.

Глядя на окружающий унылый ландшафт невидящим взглядом, я погрузилась в воспоминания о том пьянящем времени, когда наши отношения только начинались. За первым ужином последовали цветы и шоколад, другие ужины, обеды (иногда роскошные, с большим количеством алкоголя, а иногда – просто кофе и сэндвич), вечерние коктейли, послеобеденный чай в «Фортнум и Мейсон», шампанское на лондонском колесе обозрения, катание на гоночных катерах по Темзе и венец всему – заикающееся признание в любви на вершине небоскреба. Поначалу я сопротивлялась его обаянию, напоминала ему, что он женат, но он заявил, что их с женой отношения давно уже на последнем издыхании.

– Мы были слишком молоды, почти дети, – говорил он. – Она постоянно бывала у нас, приходила в гости к моей сестре, мы воспринимали ее как члена семьи. Она была по уши в меня влюблена. Хейли одобряла, родители тоже, и мне не хотелось их расстраивать. С моей стороны это была просто лень. Я позволил ей стать моей девушкой и не успел оглянуться, как уже шел к алтарю.