Самый близкий враг - Кара Хантер (2018)

Крис Гислингхэм звонит в дверь, и мы замираем в ожидании на пороге. Крис нервно переминается с ноги на ногу. Не важно, какой по счету раз вы это делаете – привыкнуть к этому невозможно. А если привыкаешь, то пора уходить на покой. Я делаю несколько последних затяжек и осматриваю окрестности. Несмотря на то что сейчас два часа ночи, практически во всех домах горит свет и на верхних этажах некоторых из них видны люди. На поросшей жиденькой травой со следами велосипедных шин обочине припаркованы две патрульные машины с включенными мигалками, и пара усталых констеблей пытаются сдерживать зевак на приличном расстоянии. Еще человек пять полицейских видны на ступенях соседних домов, где они общаются с соседями. Но вот входная дверь открывается, и я разворачиваюсь в ее сторону.

– Миссис Мэйсон?

Она массивнее, чем я ожидал. Щеки уже округлились, а ведь ей – сколько? – не больше тридцати пяти. Под кардиганом виднеется вечернее платье с американской проймой[2] и леопардовым принтом тускло-оранжевого цвета, совсем неподходящим к цвету ее волос. Она оглядывает улицу, а потом плотнее запахивает кардиган. Правда, погоду трудно назвать холодной – днем было девяносто градусов[3].

– Я – детектив-инспектор Адам Фаули. Вы позволите войти? – спрашиваю я.

– Только снимите обувь. Ковер только что почистили, – сообщает хозяйка.

Никогда не понимал людей, которые покупают ковры кремового цвета, особенно когда у них есть дети, но сейчас не до споров. Поэтому мы сгибаемся, как пара школьников, и развязываем шнурки. Гислингхэм бросает на меня быстрый взгляд – около входной двери прибиты крючки для одежды с именами членов семьи. Под ними в ряд выстроена обувь. По размеру. И по цвету. Боже!

Удивительно, как тот факт, что вы сняли обувь, влияет на ваше самосознание. То, что я остаюсь в одних носках, превращает меня в зеленого новичка. Не самое лучшее начало.

Арка соединяет гостиную и кухню с баром для завтраков. Там находятся несколько женщин, которые перешептываются и суетятся вокруг чайника – их макияж выглядит унылым в немигающем неоновом свете. Члены семьи уселись на краю дивана, слишком большого для помещения гостиной. Барри Мэйсон, Шэрон и мальчик Лео. Ребенок сидит, уставившись глазами в пол, Шэрон пристально смотрит на меня, а взгляд Барри блуждает по помещению. Выглядит он как настоящий «папа-хипстер» – штаны-карго[4], немного слишком торчащие волосы, немного слишком кричащая рубашка, выпущенная наружу, – в тридцать пять лет такой внешний вид, может быть, и уместен, но по его седине я понимаю, что он на добрые десять лет старше своей жены. Которая, очевидно, отвечает в этом доме за покупку штанов.

Когда пропадает ребенок, человек испытывает бурю эмоций. Гнев, панику, отказ смириться со случившимся, вину… Все это я уже видел – или по отдельности, или в различных комбинациях. Но выражение, которое застыло сейчас на лице Барри Мэйсона, мне еще не встречалось. Я не могу его определить. Что же касается Шэрон, то ее кулаки так сильно сжаты, что костяшки побелели.

Я сажусь. Гислингхэм остается стоять. Думаю, он боится, что мебель может не выдержать его веса. Крис оттягивает ворот рубашки в надежде, что никто этого не заметит.

– Миссис Мэйсон, мистер Мэйсон, – начинаю я. – Понимаю, что сейчас вам нелегко, но нам необходимо собрать как можно больше информации. Думаю, что вам это уже известно, но первые несколько часов действительно решающие – чем больше мы узнаем, тем выше будут шансы найти Дейзи живой и невредимой.

– Не знаю, что еще мы можем вам рассказать. – Шэрон Мэйсон тянет за торчащую нитку на своем кардигане. – Мы уже всё рассказали другому офицеру…

– Знаю, но, может быть, вы согласитесь рассказать еще раз… Вы сказали, что сегодня, как всегда, Дейзи была в школе, а потом оставалась дома до начала вечеринки. Она не выходила на улицу поиграть?

– Нет. Она была в своей комнате наверху.

– А эта вечеринка – вы можете сказать, кто на ней присутствовал?