Несколько часов до отъезда прошли в суматохе. Я носилась по Обители, пытаясь успеть все и сразу: попрощаться с каждой воспитательницей, не забыв при этом поплакать. Все-таки девятнадцать лет вместе, настоящая семья. Потом собрать вещи. Помимо одежды и гигиенических принадлежностей выкопать и пересадить в горшок розовый куст с заднего двора, за которым ухаживала лично. Он совсем маленький, чахлый, без меня завянет. К тому же будет напоминание о доме.

Теперь, когда отъезд был не за горами, уезжать вдруг расхотелось. Страшно бросать привычное ради призрачной лучшей жизни. Да и кто сказал, что она непременно будет лучше? Я совсем запуталась. Но отступать от задуманного не в моем характере, а потому у рыдвана я была ровно в срок.

В руках несла горшок с цветком, прижимая его к себе точно великое сокровище. Наставницы вышли меня провожать, и снова полились слезы. Будущий супруг долго не выдержал, рявкнул, чтобы садились в рыдван.

Я, всхлипывая, заняла свое место, напротив сидела Санти. Тоже вся зареванная. Заскрипев, ворота Обители одиноких открылись. Когда их проезжали, у меня перехватило дыхание. Второй раз в жизни пересекала эти ворота — первый раз несмышленым младенцем я въехала в Обитель, и вот теперь покидаю ее навсегда. От ужаса онемели пальцы, а волоски на руках встали дыбом. Успокоиться помогла Санти. Не будь ее, со мной случилась бы истерика.

Но дальше все стало просто замечательно. Виды из окна рыдвана захватили меня. По природе догадалась, что мы в Светлых землях. Они богаты на красивые пейзажи. В Обители от меня скрывали даже место ее расположения. Не жизнь, а сплошные тайны и загадки.

До этого я видела лес, реки и поля только на картинках в учебниках, а тут все в живую. Я то и дело просила остановиться, чтобы полюбоваться видами. То погладить и обнять ствол дерева, то собрать луговых цветов. С каждой новой просьбой суженый все сильнее мрачнел. Но я умею быть настойчивой. Захочешь, не откажешь. В крайнем случае, просто выпрыгивала из рыдвана, стоило ему чуть замедлиться.

Так случилось, и когда завидела реку. Вода переливалась синевой, играя с солнечными лучами. Разве можно проехать мимо такого чуда? Но мужчина заупрямился. Сказал: мы и без того задержались в дороге.

Я не спорила. Уже поняла, что бесполезно. Но едва рыдван поехал медленнее, входя в поворот, открыла дверь и выскочила.

Ноги сами несли к воде. Сейчас окунусь с разбега! Вода теплая на поверхности и прохладная ближе к дну, примет меня в объятия, подарит свежесть и новые силы после дня пути.

Сзади что-то кричали мужчины и Санти, но мне было плевать. Довольно с меня послушания. Всю жизнь в Обители слушалась воспитательниц, но теперь-то выросла. Уже не девочка — невеста. А вот, кстати, и суженый. Спешит за мной следом.

Я на ходу махнула ему рукой, приглашая присоединиться, только он приглашение не принял. Встал на полпути: ноги широко расставлены, руки уперты в бока, лицо злое. Кажется, сейчас будет наказывать.

Я сделала еще шаг и наткнулась на невидимую стену. Река — вот она, рукой подать, но до нее не добраться. Суженый постарался. Сколько не билась, не смогла преодолеть стену. Я была вынуждена признать поражение. Этот раунд остался за мужчиной.

* * *

И без того непростая поездка, сопряженная с опасностями, превратилась в фарс. И все из-за девчонки. Они едва знакомы, а Корвин уже ее ненавидит. Как можно быть настолько безрассудной?

Хотя, если подумать, причина вовсе не в ее непоседливом характере. Скрипя зубами, он признал, что его бесит в первую очередь непослушание. Прежде ему не перечили. Даже когда он был пятилетним мальчишкой, его приказы выполняли безоговорочно. На место его мог поставить разве что отец, а после его смерти — никто. И вдруг девчонка смеет ему прекословить! Да что она о себе возомнила?