Темная сторона души - Елена Михалкова (2008)

Юлия Михайловна очень одобряла, что Вероника учится хорошо, и пару раз даже подбрасывала дочери денег, когда та заканчивала сессию с отличными оценками.

– Учись, учись, – приговаривала она, выкладывая на комод купюры. – Образование в жизни во как нужно! Знаешь, как я жалею, что институт бросила? Могла бы многого в жизни добиться… Ну ничего, добьюсь еще, а ты учись хорошо, у тебя головка светлая.

И Вероника радовалась ее похвале куда больше, чем деньгам. Она сама не заметила, что начала постепенно привязываться к матери. Иногда ей даже хотелось назвать ее не Юлей, как всегда, а мамой, но сдерживалась, зная, что той не понравится. И обращалась к ней по-старому.

С Митей Егоровым она познакомилась в гостях у подруги и сразу в него влюбилась. Он был невысокий, спокойный и такой взрослый, словно между ними была разница не в пять лет, а в пятнадцать. Митя работал на заводе инженером, жил в общежитии, что тоже было в глазах Вероники необычным и романтичным. А ему Вероника казалась хрупким цветком, который в любую секунду может сломаться под грубым порывом ветра. Ее хотелось защищать, оберегать, нежно прижимать к груди и не позволять таскать тяжести. Они начали встречаться через три дня после знакомства, и скоро вся группа знала, что у Вероники Ледяниной есть взрослый парень, с которым «все очень серьезно».

Известие о беременности привело Веронику в состояние шока. Конечно, она любила Митю, но ребенок… на пятом курсе… Что же делать? Едва задав себе этот вопрос, Вероника осознала ответ: она хочет ребенка. Учеба… ну что ж, придется напрячься. А дома, в конце концов, есть мама. То есть Юля. Она поможет.

– Ребенок?!

Юлия Михайловна с презрением смотрела на съежившуюся в кресле Веронику.

– Ты, безмозглая корова, ухитрилась забеременеть? Сейчас? Когда тебе еще целый год учиться? О чем ты думала, дура белобрысая?!

Вероника не могла даже открыть рот под потоком ругательств матери.

– Ты сама еще полуребенок, ты не можешь толком нести ответственность даже за себя, а не то что за другого человека, – отчеканивала мать, словно вбивая каждое слово гвоздями Веронике в голову. – Со мной пришла посоветоваться? Нет, дорогуша, ты пришла сказать: вот тебе, Юленька, подарок в подоле – помогай мне и расти его! Так вот, милая моя, что я тебе скажу…

Мать остановилась на секунду и подумала.

– Я тебе взвалить на меня такую ношу не дам. У меня сейчас жизнь в самом расцвете, и не так-то долго моему расцвету продолжаться. Поэтому или ты отправляешься к врачу, и мы с тобой живем потом по-хорошему, или… или иди на все четыре стороны. Если ты такая взрослая, что смогла ребеночка заделать, значит, сможешь и прокормить его. Решай сама.

Она вышла из комнаты, оставив оглушенную Веронику одну. Вероника поморгала, встала из кресла и подумала, что должна позвонить Мите. Но сначала нужно собрать вещи.

Ненавижу ее. Господи, как я ее ненавижу! Никогда не думал, что способен на такое.

Самое плохое не ненависть, а то, как я воспринимаю это чувство. Оно мне нравится. Что скрывать, я никогда не считал себя героем, способным защитить свою семью от любых катаклизмов. Я боялся хулиганов в подворотне – стыдно признаваться, но боялся. Я и сейчас их боюсь. Боюсь, что с детьми что-нибудь случится, а я не смогу помочь им. Я очень многого боюсь.

Но ненависть во мне делает меня сильнее. Я ощущаю ее своим другом, и меня пугает это, ведь так недалеко и до шизофрении: разве можно думать о каком-то чувстве, которое тебе подвластно, как о друге? Но в том-то и дело, что моя ненависть неподвластна мне. Она поднимается из таких глубин, которые я никогда не предполагал в себе, и хочет выплеснуться наружу. Не в крике – крик беспомощен, не в махании кулаками – драка ничего не решает… Нет, моей ненависти нужно большее: уничтожить угрозу моей семье, стереть ее с лица земли, чтобы ничто не напоминало о ее существовании.