Джанетт очень нравилась Китти Макдэвид: умная и темпераментная. Ходили слухи, что на свободе Китти водила компанию с крутыми парнями, но настоящей злобы в ней не чувствовалось, разве что по отношению к собственной персоне. Когда-то в прошлом она целенаправленно резала себя: у нее были шрамы на груди, боках, бедрах. Временами она впадала в депрессию, хотя таблетки Норкросса ей помогали.

– Если хочешь знать все новости, нужно приходить сюда пораньше. Услышала от нее. – Энджел указала на Мору Данбартон, пожилую бесконвойную, отбывавшую пожизненный срок. Мора очень аккуратно выкладывала на столы журналы из своей тележки. Седые волосы Моры дыбом стояли на голове, словно паутинная корона. На ногах были толстые компрессионные колготки цвета сахарной ваты.

– Мора! – позвала Джанетт, но тихо. Крики в комнате отдыха были строго verboten[7]. Исключение делалось только для детей в дни посещений и для заключенных на ежемесячных вечеринках. – Подойди сюда, подруга!

Мора медленно покатила тележку к ним.

– У меня есть «Семнадцать»[8]. Кому-нибудь интересно?

– Меня он не интересовал и в семнадцать, – ответила Джанетт. – Что с Китти?

– Она кричала полночи, – ответила Мора. – Странно, что ты не слышала. Ее вывели из камеры, сделали укол и отправили в А. Сейчас она спит.

– Она кричала что-то конкретное? – спросила Энджел. – Или кричала вообще?

– Кричала, что идет Черная Королева, – ответила Мора. – Говорила, что она сегодня прибудет.

– Арета[9] приезжает, чтобы дать здесь концерт? – спросила Энджел. – Она – единственная черная королева, которую я знаю.

Мора не обратила внимания на ее слова. Она смотрела на синеглазую блондинку с обложки журнала.

– Точно никто не хочет этот номер? Там такие красивые вечерние платья.

– Такое платье я без своей тиары не надену, – засмеялась Энджел.

– Доктор Норкросс уже осмотрел Китти? – спросила Джанетт.

– Еще нет, – ответила Мора. – Однажды у меня было вечернее платье. Такое красивое, синее, пышное. Мой муж прожег в нем дыру утюгом. Случайно. Он только старался помочь. Никто не учил его гладить. Большинство мужчин никогда ничему не учатся. И он тоже не научится, это точно.

Джанетт и Энджел промолчали. Все знали, что сделала Мора Данбартон со своим мужем и двумя детьми. Случилось это тридцать лет тому назад, но некоторые преступления не забываются.

7

Три или четыре года назад – а может, пять или шесть, время летело стремглав, и ориентиры расплывались перед глазами – на автомобильной стоянке за «Кей-мартом» в Северной Каролине мужчина сказал Тиффани Джонс, что она нарывается на неприятности. И пусть последние пятнадцать лет она помнила смутно, тот момент остался с ней навсегда. Кричали чайки, копавшиеся в мусоре у разгрузочной площадки «Кей-марта». Моросил дождь, вода стекала по стеклам джипа, в котором она сидела. Джип принадлежал парню, который сказал, что она нарывается на неприятности. Парень работал охранником торгового центра. Она только что отсосала ему.

Причина заключалась в том, что он поймал ее на краже дезодоранта. Они быстро пришли к взаимовыгодному соглашению: она делает ему минет, а он ее отпускает. Мужчина был тучным сукиным сыном, и потребовалась определенная ловкость, чтобы добраться до его члена в пространстве, ограниченном животом, бедрами и рулевой колонкой. Но Тиффани уже умела много чего, и эта мелочь даже не вошла бы в длинный список ее достижений, если бы не его слова.

«Не повезло тебе, да? – Сочувственная гримаса растеклась по его потному лицу. Он елозил по сиденью, пытаясь натянуть ярко-красные спортивные штаны, наверное, единственное, что на него налезало. – Ты должна понимать, что нарываешься на неприятности, когда оказываешься в таком положении, как сейчас, и тебе приходится иметь дело с таким, как я».