Танцы марионеток - Елена Михалкова (2009)

Марта Рудольфовна в длинном, до пят, струящемся черном платье сидела возле окна и что-то писала. Юлька бросила взгляд на стекло. Так и есть. Вокруг ужасного цветка мака, который она собиралась отскрести ножом перед тем, как в комнату вошла Лия с пистолетом, теперь были нарисованы новые цветы. Они закрывали весь нижний угол и выглядели, по правде сказать, просто кошмарно. Марта Рудольфовна рисовала витражными красками еще хуже, чем Валентина Захаровна.

– Завтра поедем к Вале, – сказала Конецкая, не оборачиваясь. – Наконец-то я договорилась и можно будет перевезти ее в приличную больницу. Приготовь ей с вечера пижаму и проследи, чтобы контейнеров для еды хватило. Бульон я сварю сама.

– Марта Рудольфовна… – начала Юлька и запнулась. Она чувствовала, что обязана рассказать Конецкой правду, но стоило ей представить, что после этого последует, и вся ее решимость пропадала.

– Я тебя слушаю.

– Марта Рудольфовна…

– Я уже страшно сказать сколько лет Марта Рудольфовна. Перестань блеять и говори по-человечески. Но если ты хочешь признаться, что сломала стиральную машину, то лучше промолчи.

– Нет… – тихо сказала Юлька. – Не сломала.

– Вот и славно. Тогда в чем дело?

Она наконец обернулась к Юльке, и та обнаружила, что говорить со спиной было куда проще.

– Я хотела вам кое в чем признаться, – выдавила она. – Марта Рудольфовна, я вас обманула.

– Неужели?

– Н-нет, не совсем обманула… Но я хотела воспользоваться вами в своих интересах.

– Мною?! – Старуха первый раз выглядела действительно озадаченной. – Детка моя, откуда ты нахваталась таких выражений? Ты – мною?! Ты ничего не путаешь?

– У меня был план, – сказала Юлька, отводя глаза. – В тот день, когда вы меня встретили, я ушла из дома от отца, потому что он много пил. И бил меня, – прибавила она, краснея. – Я не знаю, что бы делала, если бы не вы. На работу к подруге меня не взяли, а больше идти мне было некуда. Домой я бы не вернулась. В последний раз он взял… неважно. Не вернулась бы. Ни за что.

Я сначала ужасно злилась на вас. Я понимала, что должна быть вам благодарна, и все равно злилась. И как только вы сказали о Мансурове и о том, что я похожа на его жену, я задумала устроить все так, чтобы вы меня с ним познакомили. Только сперва помогли бы мне стать красивой. Я придумала, что он влюбится в меня, разведется, женится на мне, и я буду богата и счастлива! А вам расскажу, что это вы сделали меня такой – чтобы вы страдали от этого. Смешно, правда? А еще, – продолжала она, шмыгая носом, – я мечтала, что вернусь к своему отцу, который бил меня табуреткой, и что-нибудь с ним сотворю. А потом покажусь своему бывшему парню, который бросил меня просто так, без всякой причины, и другому, который решил не связываться со мной, когда увидел синяки, и они оба будут кусать себе локти из-за того, что не оценили меня. Потрясающий план, правда?

– Да, – тихо сказала Конецкая. – Очень глупый, ты права.

Юлька всхлипнула.

– Я собиралась вас использовать, а потом похвастаться этим. Я даже речь придумала – как будто я вами управляла все это время, а вы и не замечали. Но на самом деле я ничего такого не сделала! Я поняла, что так нельзя… что не смогу… что мне не хочется….

Она все-таки расплакалась, хотя обещала себе не реветь ни в коем случае. Конецкая ненавидит слезы! Помня об этом, Юлька смогла удержаться даже тогда, когда врач обрабатывал ей раны на лице, и хотя страшно щипало, а воспоминание о том, как Лия била ее, вставало перед глазами, стоило только их закрыть, она не пустила ни одной слезинки. А теперь так постыдно хлюпает носом! И, главное, старуха все молчит и молчит – наверное, до глубины души пораженная ее неблагодарностью, готовая вышвырнуть ее вон, как нашкодившую собачонку. Сквозь слезы Юлька не видела, чем та занимается – может быть, снова что-то пишет, с презрением отвернувшись от нее.