Ренегат - Павел Корнев (2019)

Предвзятое отношение слуги к Микаэлю не являлось для меня секретом: старик на дух не переносил уроженцев Лавары, да и остальных южан тоже не жаловал. На юге соплеменников Кована издревле обвиняли во всех смертных грехах, начиная от ростовщичества и скупки краденого и заканчивая конокрадством и воровством детей.

– В городской тюрьме Риера не наливают, – проворчал я, внутренне негодуя, что срочный вызов спутал все карты и помешал вызволить подручного из цепких лап правосудия до отъезда из города.

Судебное разбирательство грозило затянуться надолго, а значит, в новом деле придется обходиться без талантов Микаэля.

Я постучал сапогом о сапог, но придумать достойную месть поднявшему нас ни свет ни заря шутнику не успел. Хорхе вдруг сообщил:

– Свет зажгли.

– Где? – оживился я.

– У булочника.

– Беги узнай, который час! – попросил я слугу, но тут же встрепенулся и снял с пояса кошель. – Держи грешель, купи какого-нибудь горячего питья. И не скупись, себе тоже возьми.

Хорхе Кован принял мелкую монету в четверть гроша и заколебался.

– Могу покараулить, пока вы сходите. Хоть погреетесь.

– Иди! – отмахнулся я.

Если дело не в дурацкой шутке и почтовая карета просто задержалась в пути, то кучер постарается наверстать упущенное время и ожидать пассажиров наверняка не пожелает. При необходимости Хорхе мог навязать свое мнение кому угодно, но, как совершенно справедливо заметил он сам, меньше всего сейчас нам нужны проблемы с местными властями.

Накинув на голову капюшон, слуга пересек площадь и постучался в булочную. Какое-то время ничего не происходило, затем дверь распахнулась и слуга скрылся в лавке.

Я остался на улице наедине с холодом и ветром. Та еще компания.

Сделав несколько глубоких вдохов, я обратился к своему эфирному телу и попытался с помощью внутренней энергии ускорить кровоток и хоть немного согреться, но ожидаемо натолкнулся на невидимую стену. Когда-то для подобного трюка не требовалось даже сосредотачиваться, теперь же единственным результатом стало болезненное жжение в левой руке.

Провалиться мне на этом месте! В кого я превратился?! Беззвучно выругавшись, я начал перебирать пальцами янтарные четки, и вскоре раздражение и злость отошли на второй план, жжение в руке ослабло, перестал трясти озноб. Нет, холод никуда не делся, просто стало легче не обращать на него внимания.

Стукнула дверь, на улицу вышел Кован. Он пересек площадь и протянул мне одну из двух глиняных кружек, горячее содержимое которых курилось белесым паром.

– Два пфеннига, магистр, – полез он за сдачей.

– Потом! – оборвал я слугу и стиснул озябшими пальцами теплые бока кружки.

Затем вдохнул чудесный аромат глинтвейна, миг помедлил и сделал первый осторожный глоток. По телу разошлось живительное тепло, хмурое утро сразу перестало казаться таким уж беспросветно холодным. Впрочем, непогода мигом напомнила о себе порывом стылого ветра. Поземка на площади так и кружилась.

– Булочник говорит, с утра все в церкви, – сообщил Хорхе, хлебнул глинтвейна и поежился.

– Ну конечно! – Я хлопнул себя по лбу. – Болван! Сегодня же осеннее равноденствие! Первый день пути пророка в Ренмель!

Хорхе особой религиозностью не отличался, поэтому уточнил:

– И чем нам это грозит, магистр?

– Проторчим тут еще не меньше часа, – ответил я и вновь приложился к пузатой кружке. Сделал жадный глоток и поморщился. – Пока не закончится праздничная служба, никто в дорогу не отправится.

Кован скривился и досадливо сплюнул под ноги.

– Идите греться, магистр. Я покараулю карету.

– Допивай, сразу и кружку унесу.

Хорхе запрокинул голову, кадык на худой шее заходил вверх-вниз в такт быстрым глоткам, и я остановил слугу:

– Не торопись так!