Джилл Шелвис

Раскаленный добела

Серия: Пожарный — 1

Обложка: Schadlichin Herrlich

Пролог

Как ни странно, но его душу успокаивал яростный рев прибоя, разбивающегося о скалы вдоль побережья. В слабеющем дневном свете, в воздухе парили чайки, то и дело снова выныривая из колыхающихся клочьев тумана, ласкающих Тихий океан. Если прищурить глаза, то туман казался ему дымом, и если он наклонял голову набок, и внимательно прислушивался, то казалось, что крики чаек выражают мучение и растерянность. Итак, Гриффин Мур не зажмуривал глаза и не слушал внимательно. Он только просто сидел на скале, опираясь руками на ноги и наблюдал, как солнце медленно садится за горизонт. Позади него, на фоне темнеющего вечернего неба, вырисовывались холмы Сан-Диего.

Справа от него мерцали фары возвращающихся из-за города рабочих, которые ехали по железной дороге Саутерн, возвращаясь домой к своим семьям и друзьям. К своим дорогим. Гриффин ждал, что испытает по этому поводу боль. В конце концов, не так давно один из таких автомобилей совершенно на другом берегу был его и он мог находиться на пути домой, к своей привычной жизни. И у него была великолепная жизнь. Чудесная семья, друзья на всю жизнь… И наступала та болезненная знакомая тяжесть. Да, у него все это было. Интересно, что при этой мысли его не охватывала колющая боль. Он запустил пальцы в песок рядом с собой, когда думал об этом…

— Южная Калифорния вместо Южной Каролины, — сказал кто-то протяжно. — Кто бы мог подумать? — невыносимо знакомый голос врезался ему прямо в сердце, когда рядом с ним появилась пара поношенных теннисных туфель, которые он узнал бы где угодно. Гриффин по-прежнему смотрел на гремящий прибой, и понял, почему ощущал так мало боли — она притупилась.

К счастью, притупилась.

— Я просил тебя, чтобы ты не появлялся.

— Да. — Его младший брат выкопал носком камень из песка и наклонился, чтобы его поднять. Он изучал его, а затем сказал:

— Но я когда-нибудь делал то, о чем ты меня просил?

— Броуди…

— Забудь.

Ярость, с которой Броуди бросил камень в грохот волн, могла сравниться с силой морского прибоя. Затем он присел на корточки рядом с Гриффином и сказал более мягким голосом, только его глаза все еще отражали сильные чувства, которые охватывали обоих:

— Ты мой брат, Гриффин. Мне тебя не хватает. Я…

— Не говори, что ты волнуешься обо мне.

— Я волнуюсь о тебе.

— Дьявол… — Гриффин вскочил, провел пальцами по своим волосам и отвернулся, чтобы не видеть беспокойство в других глазах. Но даже спиной к человеку, который смог разыскать его по прошествии всего этого времени, Гриф ощущал приятное оцепенение, которое приобрел за много месяцев, чтобы отключаться быстрее, чем соленая бурлящая пена на ветру.

— Уходи.

— Не делай этого.

Все, что было в голосе Броуди, нельзя было игнорировать: страх, беспокойство, необходимость. Невезение.

В двадцать восемь и тридцать два года они были взрослыми мужчинами. Достаточно взрослыми, чтобы вести самостоятельную жизнь. Но это было не совсем справедливо, и Гриффин знал об этом. Они были так близки, насколько могли быть близки братья. Достаточно близкими, чтобы жить в одном городе и иметь одних и тех же друзей.

Достаточно близко, чтобы Гриффин много лет волновался из-за отсутствия у Броуди недостатка честолюбия. Тот факт, что черная овца семьи беспокоилась теперь о гордости семьи, не ускользнул от него, но это было безразлично Гриффину.

— Я хочу, чтобы меня оставили в покое, — сказал он, наконец.

— Да, я полагаю, что понимаю. Но у меня есть для тебя работа. — Гриффин посмотрел на мужчину, который был так похож на него. Те же самые белокурые пряди, промеживающие каштановые волосы. Те же голубые глаза. Такое же долговязое, худощавое, стройное телосложение. Он резко засмеялся.

— Работа. Это по-настоящему странно.