Более того, я стал замечать, что мой новый дух начал умышленно отстраняться от поводка и, как мне казалось, давил в себе любые проявления эмоций. Иначе говоря, снова превращался в ту самую бездушную машину для убийств, которую я один раз уже уничтожил.

И меня это не устраивало.

С кряхтением поднявшись, я подошел к настороженно взирающей снизу-вверх кукле и, скрестив ноги, уселся напротив. Так, чтобы наши глаза оказались почти на одном уровне. Шлем с головы, правда, снимать не стал, но забрало сделал прозрачным и нейтральным тоном спросил:

— Что ты о себе помнишь?

От простого вопроса Палач самым неожиданным образом растерялся. Паучьи ноги, наполовину погруженные в серебристую жижу, нервно переступили, издав приглушенный щелчок. Руки-лезвия опустились, макнув кончиками в расплавленное серебро. Не до конца отросшие пальцы второй пары рук сжались в кулаки. После чего мой новый служитель настороженно спросил:

— Что ты хочешь знать?

Говорил он тихо, все ещё немного пришепетывая, но понять его было можно.

— Все, — спокойно ответил я. — В том числе и то, кто тебя создал и как именно ты стал таким, как сейчас.

Мэл вновь тревожно переступил лапами.

— Я мало помню. Особенно то, что было в последние годы.

— Но меня-то ты вспомнил?

— Тебя сложно забыть, — согласился Палач. — Это ведь ты меня убил.

Я хмыкнул.

— Так ты поэтому не хотел возвращаться? Зазорно служить убийце?

— Нет, — неожиданно качнул головой он. — Я помнил о тебе с первого дня, как осознал себя заново. И решение служить принял осознанно.

— Хм… прости, я не понял: ты САМ выбрал, кому будешь служить?

— Существу моей специализации нужен хозяин, — спокойно подтвердил Палач. — Без этого я не способен нормально функционировать.

— В каком смысле?

— В прямом. Тебе знаком термин «безумие»?

Я ошарашено воззрился на служителя. Но Мэл ответил все таким же спокойным взглядом. При этом поводок между нами внезапно напрягся, задрожав, как натянутая струна. И нутром ощутив, что за этим напряжением кроется нечто гораздо большее, чем простая тревога, вслух я сказал лишь одно:

— Поясни.

Палач помолчал, а затем начал говорить, тщательно подбирая слова.

— Когда меня создали, я знал и понимал лишь одну функцию — выполнять приказы. Мне говорили «убей», и я убивал. Говорили «найди», и я находил то, что просили. Хозяин сперва был один. Затем другой, третий. Убивать приходилось часто и с годами количество заказов только росло. Но со временем я обнаружил, что с каждой новой смертью сила чужих приказов становится все слабее… Это сложно объяснить, — тихо добавил Мэл, щелкнув костяшками лап. — Сперва, когда звучал приказ, я не мог ни о чем думать. Стремление исполнить волю хозяина было так велико, что это занимало все мои мысли. Когда задание было выполнено, я засыпал и снова ни о чем не думал. А когда просыпался, то старый приказ забывался, и все начиналось сначала. Но потом мой сон стал короче и тревожнее, наступал не сразу и был не настолько глубоким, чтобы я успел все забыть. В какой-то момент я осознал себя вещью. Затем я понял, что меня считают опасной вещью. Еще через какое-то время в моей голове появились первые вопросы. А потом я услышал голоса…

— Ты начал слышать Тьму? — недоверчиво переспросил я, и Мэл невесело кивнул.

— Каждое пробуждение. Куда бы я ни пошел, что бы ни делал, они сопровождали меня неотступно. Сперва это был обычный шепот, затем громкая речь, а после — уже почти крик, который утихал лишь когда я выполнял очередной заказ.

Я нахмурился.

— Хочешь сказать, голоса уходили, когда ты кого-нибудь убивал?

— На время. Но когда оно заканчивалось, они возвращались с удвоенной силой. И однажды настал момент, когда даже сон перестал меня спасать.

Я помолчал, вспоминая встречу с Уэссеском и свои первые выводы о Палаче.