– Если честно, Том Джонс мне нравится, – добавила пожилая леди. – А она умеет исполнять «Далилу» или «Она женщина»?

– Было бы неплохо, – согласился я, – для разнообразия. Но нет, она играет только «Помоги себе сам».

–

Поезд шел вдоль замерзшей реки на север мимо Кастелл-Коха, и сквозь клубящиеся облака белого пара от паровоза, проплывающие мимо окна, я видел повсюду свидетельства Зимнего отключения – закрытые и запертые ставни, машины, накрытые в несколько слоев пропитанным брезентом, паводковые запоры, смазанные и переведенные в автоматический режим. Все это было очень увлекательно и щекотало нервы. Мой первоначальный трепет в отношении зимовки быстро сменился отважным любопытством. Возможно, со временем придет и энтузиазм, но пока что я был настроен на более приземленную цель: просто выжить. Треть Послушников Службы зимних консулов не доживает до первой Весны.

– Значит, – спросила актриса, кивая на то, что осталось от миссис Тиффен, – ей дали прибежище? [5]

– Муж, на пять лет.

Большинство тех, кому я говорил об этом, выражали свое негодование: но только не актриса.

– Должно быть, он очень ее любил.

– Да, – согласился я, – он отдал все, чтобы ее защитить.

В то время как мистер Тиффен считал свою жену человеком с глубокими неврологическими проблемами, мы видели в ней только еще одну жертву Зимы. Игра на бузуки представляла собой всего лишь странность, рудиментарное воспоминание, сохранившееся в сознании, когда-то искрящемся особенностями характера и творческой энергией. Практически весь головной мозг миссис Тиффен исчез; оставалась только пустая черепная коробка.

С громким шипением и свистом поезд подкатил к вокзалу Аберсинона. Пассажиры двигались по платформе с достойным одобрения молчанием, что было вполне объяснимо: те, кто сейчас спешил к уютной усладе сна, слишком устали, чтобы праздновать, а у тех, кто собирался зимовать, в мыслях господствовали тревоги и заботы предстоящих одиноких шестнадцати недель. Слов почти не было; пассажиры выходили из вагонов и садились на поезд, и даже стук молоточка путевого обходчика, казалось, потерял свою обычную звонкость.

– Когда речь заходит о близких родственниках, суды, как правило, проявляют благосклонность, – тихим голосом заметила актриса. – Заметьте, прибежище – это прибежище.

– Суда не будет, – сказал я. – Ее муж умер – погиб с честью.

– На мой взгляд, лучшая смерть, – задумчиво произнесла женщина. – Надеюсь, со мной случится то же самое. Ну а вы? У вас за плечами много Зим?

– Эта будет первой.

Она посмотрела на меня с таким изумлением и потрясением, что мне стало не по себе.

– Первая Зима? – повторила актриса. – И вас отправили отлавливать лунатиков в Двенадцатый сектор?

– Вообще-то, я не один, – возразил я, – нас…

– …первую Зиму нужно проводить в помещении, проходя акклиматизацию и записывая свои впечатления, – продолжала она, не обращая на меня внимания. – Я потеряла слишком много зеленых новичков и знаю, о чем говорю. Как вас заставили? Вам угрожали?

– Нет.

В этом не было необходимости. Я вызвался добровольно, с радостью, восемь недель назад, во время праздника по случаю Обжорного четверга.

Обжорный четверг

«…Продолжительность зимней спячки у людей немного изменилась, в основном вследствие климатических условий и достижений в области сельского хозяйства. Принятая в 1775 году «Стандартная зима» ограничивается восемью неделями до и восемью неделями после зимнего солнцестояния. В промежуток между Засыпанием и Весенним пробуждением 99,99 процента населения проваливается в черную бездну сна…»

«Гибернационная культура человека», Моррис Дезмонд