Мэл закатила глаза, облизала указательный и большой пальцы и погасила тлеющий кончик сигареты в обертке от «Джуси Фрут». Потом она вернула окурок в жестяную коробочку, где держала все свои сигареты и коробок спичек.

Мэл и Эмма начали с южной стороны амбара, оборудованной под жилое помещение. Это была квартира-студия: одна компактная комната для готовки, еды и сна с душевой кабинкой в углу. Дедушка Эммы устроил здесь комнату отдыха для себя. Он не хотел «путаться под ногами» в главном доме и считал, что ему не требуется много личного пространства. Он был склонен к экономии и простоте.

Эмме и Мэл не пришлось потратить много времени на обыск маленького жилого помещения. У ее отца оказалось совсем мало вещей: кровать, несколько полок и стол с двумя стульями. Студия больше была похожа на номер в мотеле, чем на квартиру, и это придало Эмме надежду. Как будто отец знал, что это лишь временное убежище, и если он собирался однажды вернуться домой, то не хотел слишком привыкать к амбару.

Они прошли через мини-кухню и открыли дверь на другую сторону, где находилась мастерская отца Эммы. Когда-то тут была конюшня, но стойла и сеновал давно убрали. Теперь это было огромное помещение, похожее на пещеру, где достаточно места для небольшого самолета. В мастерской пахло опилками и смазкой. Здесь были металлические полки, верстаки и инструменты трех поколений работников «Дефорж»: токарный станок, вертикальный сверлильный станок, ленточная пила, циркулярная пила и почти бесконечное множество ручных инструментов. Ее отец также хранил здесь кое-какое оборудование, принадлежащее компании: дополнительную моечную машину, строительные мостки, сломанные лестницы.

Мэл прошла в мастерскую. Эмма посмотрела ей вслед с сильно бьющимся сердцем: для нее это было запретное место. У Эммы появилось ощущение, что если она войдет в дверь без разрешения отца, то обязательно случится нечто ужасное. Она помедлила на пороге, покрутила ручку по девять раз в ту и другую сторону, но ощущение не прошло.

– Иногда отец приходит сюда на ланч, – сказала она.

Мэл посмотрела на часы.

– Ради бога, сейчас половина одиннадцатого! – Она включила свет. – Иди и помоги мне.

Эмма задержала дыхание и шагнула через порог. Ничего страшного не произошло… пока. Но по-настоящему ужасные события требуют времени.

– Глобальное потепление, – прошептала Эмма. – Рак.

Она представила, как одна клетка в ее теле сошла с ума и начала усиленно делиться.

– Что? – рявкнула Мэл.

– Ничего.

В центре помещения размером с притвор большого собора на специально сконструированной раме покоилось долбленое каноэ, над которым работал отец Эммы. Он установил над ним яркие направленные светильники, оставляющие в тени остальную часть мастерской. Длинное и бледное, с изящными обводами, каноэ напомнило Эмме большого белого дельфина. Она всегда начинала нервничать, когда видела нечто, явно предназначенное для передвижения по воде, но застрявшее на суше. И не просто застрявшее, а удерживаемое деревянными распорками и зажимами. Попавшее в плен.

– Посмотри там, – распорядилась Мэл, указывая на металлические полки и шкафы вдоль восточной стены мастерской. Мэл же подошла к старому деревянному верстаку и стала перебирать инструменты.

– Моему отцу не нравится, когда другие прикасаются к его вещам, – заметила Эмма. Это неуважительное отношение.

– Он никогда не узнает, – пообещала Мэл и с лязгом уронила на верстак большой металлический рашпиль.

Эмма осматривала полки: цепная пила, секатор, перегоревшая фара. В основном она видела ряды пустых банок из-под краски. Девочка взяла одну и прочитала надпись на крышке: «Костяной белый». Откуда-то сверху донеслось тихое кошачье фырканье.

Там, сидя на краю верхней полки и болтая длинными ногами, Дэннер улыбнулась ей сверху вниз.