– У вас красивый дом, как в кино или как на фотографиях в журнале. Он такой… как бы это сказать? Минималистский. Точно. Ни семейных фото, ни книг, ни барахла…

– Мы еще не все распаковали.

– Вы только что переехали?

– Примерно год назад.

Они оба поднимают на меня глаза.

– Меня часто не бывает дома. Я актриса.

– Не волнуйтесь, миссис Синклер, мы знаем, кто вы. Я видела вас в прошлом году в том сериале, где вы играли сотрудницу полиции. Мне понравилось.

Кривая усмешка исчезает с ее лица, и я решаю, что последнее утверждение было неправдой. Я молча смотрю на нее, не представляя себе, как нужно отвечать.

– Вы не могли бы нам одолжить какую-нибудь свежую фотографию своего мужа? – спрашивает она.

– Да, конечно, – отвечаю я, радуясь, что мы сменили тему.

Я подхожу к камину, но на каминной полке пусто. Я окидываю взглядом голые стены гостиной, наш маленький стеллаж и понимаю, что там нет ни одной фотографии. Ни его, ни моей, ни нашей совместной. Я помню, что здесь была фотография с нашей свадьбы, но не могу сообразить, куда она делась. Свадьба была скромной и незаметной: только мы вдвоем. За ней последовала череда все более и более незаметных дней, и скоро мы уже с трудом находили в них друг друга.

– У меня, наверное, есть фотографии в телефоне. Могу вам их прислать. Или вам нужна бумажная?

– Можете прислать, – отвечает она, и неестественная улыбка снова распространяется по ее лицу, словно сыпь.

Я беру телефон и начинаю пролистывать фотографии. На многих кадрах я вижу своих коллег по съемочной площадке, членов съемочной группы. Мне попадается много фотографий Джека, моего партнера по фильму, несколько моих, но ни на одной нет Бена.

Я чувствую, что мои руки дрожат, и, подняв глаза на инспектора, вижу, что она тоже это заметила.

– У вашего мужа есть паспорт?

Разумеется, у него есть паспорт. У всех есть паспорта.

Я поспешно иду к комоду, где мы храним документы. Паспорта Бена нет. И моего нет тоже. Я начинаю вынимать содержимое из ящика, но инспектор прерывает мои поиски.

– Не волнуйтесь, вряд ли ваш муж уехал за границу. Исходя из того, что нам известно, я думаю, он где-то поблизости.

– Почему вы так думаете? – спрашиваю я.

Она не отвечает.

– С тех пор как инспектор Крофт начала работать в органах, она раскрыла все порученные ей дела, – говорит полицейский-мужчина тоном гордого отца. – Вы в надежных руках.

Я не чувствую себя обнадеженной. Наоборот, мне страшно.

– Вы не возражаете, если мы это заберем? – спрашивает инспектор Крофт и, не дожидаясь моего ответа, кладет телефон и кошелек Бена в чистый прозрачный пакет. – О фотографии сейчас не беспокойтесь, вы можете дать ее нам в следующий раз, – добавляет она, снимая свои голубые перчатки и направляясь к выходу.

– В следующий раз?

Она снова игнорирует мой вопрос, и ее спутник, обернувшись на пороге, сконфуженно пожимает плечами.

– Мы с вами свяжемся, – обещает он напоследок.

Закрыв дверь, я без сил опускаюсь на пол. Пока они находились в доме, меня ни на мгновение не оставляло ощущение, что они безмолвно в чем-то меня обвиняют, только непонятно в чем. Может, они считают, что я убила своего мужа и спрятала труп под досками пола? Мне хочется открыть дверь, вернуть их и сказать что-нибудь в свою защиту. Сказать им, что я никого не убивала.

Но я этого не делаю.

Потому что это неправда.

Я убивала.

Четыре

Голуэй[1], 1987 год

Я пропала, еще не успев родиться.

Моя мама умерла во время родов, и он мне этого не простил.

Я сама была виновата. Сначала я опоздала, а потом повернула не туда. Я и сейчас иногда не смотрю, куда иду.