Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки - Салви Кика

Редакторша, которая сразу мне не понравилась, старалась испортить мои пробные фотографии и сделать их как можно более вульгарными. (После этого случая между нами появилась стойкая неприязнь.) Она принадлежала к тому разряду женщин, которые на меня никогда не производили впечатления: блондинка (крашеная, конечно), в шляпке, из обычной (думаю, разорившейся) семьи с достатком в четыре сотни. Главной ее мечтой, скорее всего, было снова завоевать себе достойное место в обществе Сан-Паулу. Она ко всем обращалась «моя дорогая», но уже через секунду отзывалась о тебе недоброжелательно и всегда рада была распустить несправедливый, грубый или просто глупый слух.

Фотографии получились красивыми и вульгарными, как она и хотела, и, поскольку я так же была способна настоять на своем желании, как маленький ребенок – понять концепции вселенной, эти фотографии были опубликованы (к ужасу моего отца, моего бывшего мужа, моих братьев, всех юных провинциальных друзей моих братьев, моих еврейских свекра и свекрови и журналистов, работающих в редакции «VIP»; причем, некоторые были потрясены неожиданной смелостью и находили это забавным, а другие крайне негодовали).

«С Кикой на диване»…

Мои дочурки вернулись из путешествия, и я испытывала сумасшедшую радость оттого, что они были рядом. Они настолько похорошели и повзрослели с тех пор, как уехали на море, что я не могла наглядеться на них. Алиса, с ее светлыми волосами и огромными синими глазами, была очень загорелой, а на лице от загара появились типичные для светлокожих веснушки. И София, которая всегда была куколкой, казалась еще прекраснее с коричневой кожей и струящимися ровными волосами. Я обняла их и заплакала так, как никогда раньше не позволяла себе плакать при них. Они, естественно, испугались.

Могла ли я объяснить им, что они для меня – воплощение надежности и самых теплых чувств, на какие я только способна? А главное, они – залог выживания в этом хаосе из эмоций, который правил каждым моим днем и каждой ночью с того момента, как развод стал делом решенным. В общем, они были единственной опорой, какая у меня осталась, и единственной причиной, по которой стоило пытаться выкарабкаться.

Я накупила попкорна и сластей, украсила их комнату, приобрела зеленый с цветочками столик для рисования и потратила последние деньги на билеты в театр. В условиях, в которых я пребывала, лучше встретить их было невозможно.

Однако после первых, испорченных мной, десяти минут встречи последовала истерика Софии и упреки Алисы (в мой адрес, конечно). Все попытки обнять или поцеловать их встречали сопротивление и громкое «нет». Они отстранялись от меня. Так они меня наказывали, ведь развод совершился по моей воле, и Эду ясно дал понять это девочкам – не словами, но своим подавленным видом с тех самых пор, как я решила уйти из нашего дома. Ведь это я ушла из дома. Я положила конец существованию нашей семьи. Я покинула наш Очаг, бросила Мужа, Отца моих Дочерей. Я воплощала проклятие и рок семьи. Я – Мать, которая не считала, что сохранение семьи превыше всего. Я.

Первая сложность заключалась в моей неспособности исполнять даже примитивные материнские обязанности. Девочки не ели (если не считать леденцов, шоколада и попкорна), не спали, не хотели мыться. Алиса проводила дни за рисованием или за разрушением квартиры; а еще, каждые 15 минут она принималась просить щенка. София вела себя совершенно непредсказуемо: то приклеивалась к подушке, когда ее смаривал сон, то доходила до рева, выкрикивая: «Хочу домой! Здесь не мой дом!» Алиса не могла сомкнуть глаз, пока не укладывалась рядом со мной в моей спальне. Сущий кошмар!..