– Многовато народу для четырнадцатифутового дома, – заметила я.

– Да, многовато. Я скоро должен переехать: здесь для меня нет места. Мама говорит, я так быстро расту, что скоро разнесу стены.

Мысль о том, что этому созданию еще предстоит расти вызывала почти опасение.

– И много тебе еще расти? – поинтересовалась я.

Парень, издав смешок, приблизился к крану, от которого тянулся пыльный серый садовый шланг. Несколькими проворными движениями открутив его, он пустил воду и взял шланг.

– Не знаю. Я уже почти всю свою родню перерос. Сядь-ка на нижнюю ступеньку и вытяни ноги.

Я повиновалась и опустила глаза на свои тощие икры, разглядывая темный детский пушок на ногах. Несколько раз я пробовала их брить, но эта процедура еще не вошла у меня в привычку. Я не могла не сравнить свои ноги с ногами светловолосой девочки, и меня захлестнула жаркая волна смущения.

Подступив ко мне со шлангом, Харди присел на корточки и предупредил:

– Возможно, чуть-чуть пощиплет, Либерти.

– Ничего, я... – Недоговорив, я от изумления выпучила глаза: – Откуда ты знаешь, как меня зовут?

Он чуть заметно улыбнулся:

– Твое имя написано у тебя сзади на ремне.

В тот год были популярны именные ремни, и я упросила маму заказать один такой для меня. Мы с ней выбрали светло-розовый кожаный ремень, где было красным цветом вытеснено мое имя.

Я резко вдохнула: Харди пустил на мои колени струю тепловатой воды, смывая с них кровь и песок. Это оказалось больнее, чем я ожидала, особенно когда он провел большим пальцем по нескольким застрявшим частичкам гравия, пытаясь отлепить их от моей распухшей коленки. Я поморщилась, он пробормотал что-то успокаивая меня, а затем заговорил, чтобы отвлечь:

– Сколько тебе лет? Двенадцать?

– Почти пятнадцать.

Его голубые глаза заблестели.

– Что-то ты маленькая для пятнадцати лет.

– Ничего не маленькая, – возмутилась я. – Я в этом году в девятый класс перехожу. А тебе сколько лет?

– Семнадцать.

Уловив в его ответе насмешку, я вся подобралась, но, встретившись с Харди взглядом, заметила в его глазах озорные искорки. Никогда еще мне не доводилось испытывать на себе такое сильное обаяние, такое тепло и интерес ко мне со стороны другого человеческого существа. Все это, смешиваясь, рождает невысказанный вслух вопрос, который повисает в воздухе.

Такое случается, возможно, пару раз в жизни. Встречается тебе посторонний человек, и ты понимаешь, что тебе во что бы то ни стало нужно знать об этом человеке все.

– Сколько у тебя братьев и сестер? – спросил он.

– У меня никого нет. Я живу с мамой и ее бойфрендом.

– Завтра, если получится, я приведу к тебе познакомиться свою сестру Ханну. Она познакомит тебя с местными ребятами и расскажет, от кого держаться подальше. – Харди перестал лить воду на мои колени, которые теперь были розовыми и сияли чистотой как новенькие.

– А та девочка, с которой ты только что разговаривал? От нее нужно держаться подальше?

Мимолетная улыбка.

– Это Тамрим. Да, держись от нее подальше. Она не очень-то жалует других девчонок. – Он отошел выключить воду, а потом вернулся и встал рядом, возвышаясь надо мной, сидящей на ступеньке. Темно-каштановые волосы Харди упали ему на лоб. Мне захотелось откинуть их назад. Захотелось дотронуться до него, но то был не чувственный порыв, а удивление.

– Ну что, теперь домой? – спросил Харди, протягивая мне руку. Наши ладони встретились. Он поднял меня и, прежде чем отпустить, убедился, что я твердо стою на ногах.

– Пока нет. У меня поручение. Надо отнести чек мистеру Сэдлеку. – Я пощупала свой задний карман, проверяя, на месте ли чек.

Услышав это имя, Харди хмуро сдвинул свои темные брови.

– Я с тобой.

– Не надо, – ответила я, хотя его предложение вызвало во мне волну робкого восторга.

– Нет, пойду. Не следовало твоей маме посылать тебя в контору одну.