Вообще-то, именно так все и выглядело.

— За твои услуги тебе будут платить и довольно щедро. Ты можешь пересылать эти деньги своим родственникам, можешь тратить на себя, а можешь копить.

Я недоуменно молчала, пытаясь решить это непонятное уравнение. Пять лет жизни под его надзором, еда, крыша над головой, все удобства, какая-то система all inclusive, за которую тебе еще и платят. Только живешь по расписанию и участвуешь в еженедельных сборах крови... Думаю, все не так прекрасно, как звучит. К тому же, думать о своей крови, как о чужой еде... это довольно мерзко. Но в любом случае, это лучше, чем если бы он просто порвал мне горло и не заморачивался по поводу моего содержания, зарплаты и родителей. Стоило ценить его щедрость, наверное.

— Я смогу им написать письмо? — Спросила я, на что мужчина кивнул.

— Однако ты должна учесть, что твои письма будут проходить через чужие руки, так что не советую писать ничего лишнего.

Как мило с его стороны говорить мне о таких очевидных вещах. И все же...

— Для чего все это?

— Что именно? — Не понял брат Лукас.

— Если уж все и так знают о вашем существовании, если это уже не тайна, для чего все эти обходные маневры? Вы могли бы просто заявиться к нам домой и взять то, что хотели. Вы — власть, не понимаю, к чему такая аккуратность.

— Ты человек и мыслишь человеческими категориями. — Все это прозвучало так благосклонно, словно он сочувствовал уровню моего интеллекта. — Да, сто лет назад мы заявили о себе и своем существовании, чтобы остановить ваше повальное вымирание. Наш долг, как по-настоящему сильных мира сего, заботиться о слабых, но после того, как минул Апогей, вы смотрели на нас не как на благодетелей. Ваш страх никуда не делся. Он скорее даже усилился. Раньше вы боялись мифов, всего лишь нашей тени, а когда мы предстали перед вами куда более настоящие, чем вам бы хотелось, этот страх перерос в какую-то сумасшедшую панику, которой нужны века, чтобы немного утихнуть. Вы же довольно гордые животные, вам трудно признать то, что в мире есть единица помощнее человеческой. — Ладно, может, сравнение с животным было для них простительным. Кто знает, как я смотрела бы на людей на его месте. Все же я никогда не была приверженцем гуманизма, хотя сама являюсь человеком. — Мы устранили главную угрозу, теперь дело за людьми. А что касается нас... для нас будет лучше оставаться в стороне, пока все вновь не вернется на круги своя.

Как будто после такого что-то еще может вернуться на свои круги. Да брось, ты ведь был страшной легендой когда-то, люди вряд ли забудут ваш триумфальный выход в свет. Кстати, насчет последнего.

— Говорят, вы солнца боитесь.

— Глупости говорят. — Бросил похититель, следя за тенями, которые облака оставляли земле. — Если бы мы не могли появляться в светлое время суток, это бы конкретно осложнило жизнь, как думаешь? Навряд ли мы считались бы высшей расой, если бы главным нашим врагом был солнечный свет. Или чеснок. Или распятие.

Он насмешливо посмотрел на меня, давая понять: он намекает на моего несчастного отца. Но стоит отдать папе должное, он хотя бы пытался что-то сделать.

Молчание, которое наступило после его слов, не было напряженным. Все же тут каждому было о чем подумать. К тому же через пару минут в салон зашел седовласый мужчина в черном смокинге, который ассоциировался у меня с доблестью, а на деле был просто швейцаром.

— Мы прибудем в аэропорт Мальпенса через двадцать минут, сэр.

Он еще что-то говорил про местное время и температуру, тогда как я пыталась представить этот место на карте. Насколько далеко я теперь от дома?

— Италия. Милан. — Ответили мне, заметив мою растерянность. — Но это не конечный пункт, придется еще потерпеть, пока мы не доберемся до Вербании.

О, ясно, значит ответ "чертовски далеко", чего и следовало ожидать.