Клеор не могла совладать с возбуждением. Все, что рассказал ей Люка Шардон, свидетельствовало о сложности психических механизмов и могуществе человеческого мозга. В коме разум пациента внушил себе, что все происходящее реально. Болезнь была на страже, и ее следовало обмануть. Не имело смысла снова и снова повторять Шардону, что он убил восемь человек. Нужно было проникнуть в глубины его мозга, столкнуть с формой реальности, исключающей неприятие действительности. Психиатру не были известны прецеденты.

– Вы улыбаетесь своим мыслям, – заметил Люка.

Санди подняла глаза от блокнота:

– Да, вы правы. Я думала об образе снежной бури, сопровождавшей вас на протяжении всей истории в качестве артефакта. У вас в голове шло сражение. Болезнь пыталась сбить вас с толку, а буран препятствовал ей, пока вы были не готовы принять правду. Как только это произошло, погода наладилась, и вы добрались до острова. Произошло чудо.

Люка повернул голову к маленькому окну, за которым кружились хлопья снега. Его взгляд потускнел.

– У нее были ваши глаза, ваша стрижка, ваше лицо…

– О чем вы?

– В самом начале, когда Хлоэ пришла рассказать мне о «Паранойе», она была похожа на вас, а потом постепенно снова стала собой.

В голосе Люки прозвучала глубокая печаль. Клеор отложила блокнот.

– Хлоэ-психиатр должна была взять вас за руку, втянуть в игру, заставить копаться в себе. Другая Хлоэ олицетворяла воспоминания, радость или боль. Ваша история – это сумма воздействий. Воображение интерпретировало ваше прошлое и события, пережитые в клинике. Она превратилась в жуткое место – «Сван-сонг», потому что в глубине души вы именно так воспринимали мое лечебное учреждение. Эпизод с электрическим стулом стал материализацией страха перед электротерапией. В реальной жизни вы писали сценарии видеоигр. Все, случившееся с Иланом Дедиссетом, – плод фантазии Люки Шардона. Вашей фантазии.

Люка улыбнулся:

– История получилась далеко не идеальная. Как и в любой хорошей видеоигре, там было несколько ляпов, согласны? Я помню туристские ботинки, которые обул, идя на аукцион на барже, такие же были на всех кандидатах в «Сван-сонг».

– В данном конкретном случае это были не ляпы, а послания, привязывавшие вас к происшествию в высокогорном приюте. Они постепенно подводили вас к правде – настолько нестерпимой, что вы все поняли только в самом конце. Некоторые были очень выразительны, в том числе оранжевая отвертка и кресты на двери квартиры Хлоэ, пустовавшей целый год, шрамы и вечно холодные руки.

Люка вцепился пальцами в простыню. Боль исказила его лицо.

– Способ подсказать мне, повторять снова и снова, что она мертва, так?

– Да.

– Мертва, как и остальные кандидаты. Руки были холодными у всех…

Люка Шардон замолчал, и Санди Клеор встала, чтобы надеть куртку. Он думал о Гаэле Моки, Рее Лепренсе, Наоми Фе, Максиме Филозе, Венсане Жигаксе, Фредерике Ябловски, Валери Жербуа и Хлоэ. По-настоящему хорошо он знал только ее. Остальные были охотниками за сокровищем, которым не повезло оказаться ночью в одной комнате с убийцей.

– Надеюсь, вы скоро расскажете мне о жертвах? – спросил Люка. – Я должен узнать, кем они были на самом деле, как жили. Думаю, эти люди очень отличались от моего представления о них.

– Конечно, Люка. Мы вместе прослушаем запись. Теперь я узнала всю историю и понимаю, что многое предстоит расшифровать. Скрытые сигналы, аллюзии – «ляпы», как вы их называете.

Психиатр достала из кармана ключи от машины и подошла к окну, постояла несколько секунд, глядя на снег, и вернулась к Люке.

– Было бы безумием садиться за руль в такую погоду. Дороги превратились в каток. Кажется, мы тут застряли.

Люка Шардон прищурился, у него дернулась щека.

– Возможно, мы еще не выбрались.

– О чем вы?

– О моей истории…