— Что интересного? — произносит черноволосый около моего уха.

Щека парня касается моей.

Это кажется слишком интимным жестом. Мне не нравится. Двигаться мне некуда. Я тяжело вздыхаю, а затем поворачиваюсь, специально отклонив голову, чтобы ненароком не задеть сероглазого. Очевидно, он на это рассчитывал. Я не дам ему такого шанса. Я кладу свою ладошку ему грудь, тем самым отстраняя от себя.

В нем есть сила. Я чувствую, как мышцы Глеба напрягаться под моими пальцами, и если бы он того захотел, я бы и на миллиметр его не сдвинула. Но черноволосый мне поддается, однако руку так и оставляет лежать позади моей спины.

Я собираюсь встать и пересесть, но стоит мне только это сделать, как это недоразумение закидывает свои ноги на парту впереди и, дерзко приподняв бровь, бесстрастно смотрит на меня.

Я понимаю, что перелазить через него не буду и поэтому сажусь обратно, впрочем, как я успела заметить, мест свободных не было.

— Так что, ты скажешь мне свое имя? — опуская ноги, спрашивает сероглазый, победно улыбаясь.

Я фыркаю, а затем говорю:

— Ты его наверняка и так знаешь.

На самом деле я не могу быть в этом уверена, но не хочу идти у него на поводу.

— Не-а, — просто отвечает он.

Я всего лишь пожимаю плечами, мол, его проблемы.

— Ла-адно, — протягивает Глеб. — Может быть Матрена?

— Что? — не понимаю я, уставившись на него.

Сероглазый ухмыляется и говорит:

— Ну, твое имя просто дурацкое, и поэтому ты его не говоришь.

— Оно не дурацкое! — восклицаю я.

— Да? — окидывает он меня недоверчивым взором, и я могу заметить, как в его глазах пляшут чертики.

— Камила я. Ка-ми-ла, — произношу.

Парень наклоняется голову и тихо посмеиваясь, говорит:

— Я знаю.

— Что? — снова уставляюсь я на него, буквально готовая вцепиться.

— Я знаю, что ты Камила.

Я рычу и сверкаю на него своими глазами. Ко мне приходит осознание, что этот гаденыш все-таки добился своего и спровоцировал меня, но я не могу ничего поделать со своим гневом.

Я уже собираюсь высказать ему все, как в дверь входит преподаватель, и шум резко стихает, поэтому я просто специально ступаю ему каблуком на ногу, после чего гаденько улыбнувшись, произношу: — Прости.

Все время, что мы сидим на паре я буквально чувствую каждое его движение, каждый взгляд, что парень кидает на меня, каждый вдох.

Он не может сидеть на месте и напоминает мне пятилетнего ребенка. Он без конца крутиться, вертится, тем самым, действуя мне на нервы.

Не знаю, почему этот парень вызывает во мне такие эмоции. Он не сделал мне ничего плохого, но эта его самоуверенность буквально заставляет все мое нутро протестовать. Мне хочется стукнуть его по голове, чтобы черноволосый спустился с небес на землю.

Я за километр чую его раздутое эго. Но я не могу не отметить, что в то время, пока парень не крутится, он внимательно слушает профессора и все записывает. В такие моменты я могу назвать его сосредоточенным.

— Ты пялишься, — шепчет Глеб, когда что-то усердно строчит.

Я морщусь от осознания того, что меня разоблачили.

— Вовсе нет, — хмыкаю я и краем глаза замечаю, как сероглазый улыбается.

— Да, — твердо произносит он, не сомневаясь ни на секунду, а затем щипает меня за ногу и я, тотчас же, подскакиваю на месте, — продолжай, мне нравится.

Я фыркаю.

Вот еще.

До конца пары я нарочно не смотрю на парня. Ни единого взгляда.

Когда звенит звонок, я со вздохом закрываю тетрадь и откидываюсь назад.

Очевидно, я пропустила тот момент, когда парень вновь влез в мое личное пространство своей вездесущей рукой.

Его рука возле моего плеча, но я не подаю виду, что это меня беспокоит. Я несколько секунд жду, что Глеб встанет и начнет собирать свои вещи, однако ничего подобного не происходит.

Поэтому я встаю первой и собираю свои вещи, черноволосый следует моему примеру.