Отчего-то радостный подъем, с которым Александр Петрович направлялся домой, резко оборвался. Саша сел на кровать и задумался. Однако долго думать не получилось, Мама, войдя в комнату, с возмущением воскликнула:

– Ты чего расселся? Быстро переодевайся, вымой руки и садись за стол. И помни, твои покатушки от уборки квартиры не освобождают. Так что после обеда полчасика отдохнешь, потом начнешь мыть полы. И уроки на завтра не забудь сделать. А то как вчера портфель за стол закинул, так к нему и не прикасался. Да, папа не говорил, когда его ждать?

– Сказал, задержится, – буркнул Саша и принялся переодеваться. Его настроение продолжало резко ухудшаться.

«Вот чему я так обрадовался? – думал он в это время. – Еще три года придется в школе учиться, я же с ума там сойду. О чем мне с детьми разговаривать? Да и учителя все младше меня в два раза. И ведь не объяснишь никому! Вмиг в дурку укатают».

От прихлынувшей злости он заскрипел зубами. За обедом, однако, ему стало легче, наверное, в большей степени это объяснялось пельменями домашней лепки, таких он не пробовал лет двадцать и сейчас уплетал их так, что за ушами трещало. После обеда накатила сонливость. Но он мужественно боролся с ней, зная, что вскоре ему вручат тряпку и ведро.

Через два часа после этого квартира блестела вымытыми полами. Мама озадаченно ходила по комнатам, не зная, к чему придраться. Плинтуса сверкали, отмытые от пыли. Из-под шкафа был тщательно выгребен весь мусор. Под кроватями не осталось ни малейшего пыльного следа. Унитаз в туалете блестел, как новый.

– Господи! Саша! Что с тобой случилось? – как в трансе, повторяла мама, не веря своим глазам.

«Что случилось, что случилось, – мысленно усмехнулся сын, проживший почти в два раза больше лет, чем мама. – Двадцать лет поживешь один, и не тому научишься».

В это время в прихожей заскрипела дверь, и загремели лыжи, упавшие с гвоздя.

– Петя, не ломай там ничего! – закричала мама. – Твой сын в кои веки-то уборку сделал как надо, так хоть ты не мусори.

– Я не мусорю, просто лыжи свалились, – раздался голос отца.

Услышав его, мама нахмурилась.

– Петюня, дорогой, ты, случайно, не выпил? – с подозрением спросила она.

– Что ты, родная. Как можно? Мы с тезкой, Петром Федоровичем, чисто символически, по рюмочке коньячка тяпнули, и по домам.

С этими словами из-за дверей появился Петр Александрович и сразу полез с объятьями к жене.

Та недовольно оттолкнула его.

– Петя, ну сколько можно говорить, – устало сказала она. Муж глазами показал в сторону сына, и Клавдия Васильевна замолчала.

Молчала она недолго.

– Саша, марш в комнату, делать уроки, – железным голосом скомандовала она. – А мы с папой поговорим.

Саше по-мужски стало жалко отца. Сам он был давно разведен и мог алкоголизироваться в любое желаемое время. Правда, этим обстоятельством не злоупотреблял, собственно, как и общением с женщинами. После второго развода и раздела имущества он стал очень осторожен и старался в отношениях с противоположным полом не допускать особой близости.

Он печально вздохнул, понимая, что алкоголь и женщины для него временно недоступны, и отправился к себе. На письменном столе сейчас царил порядок, не бывавший здесь до сегодняшнего дня. Недаром мама даже не нашла слов, увидев комнату после уборки.

Саша достал портфель и вытащил дневник. Открыв его, увидел несколько двоек, ярко выделявшихся красным цветом среди фиолетовых чернил.

Внизу таким же красным цветом было написано сообщение для родителей: «Пищал на уроке пения».

Саша негромко засмеялся. Он вдруг вспомнил, как это было.

Посочувствовав учительнице, прочитал домашнее задание, написанное корявым почерком. Настроение вновь стало портиться.

«Может, это мне все только кажется? – с надеждой подумал он. – Лягу спать, и проснусь опять в своем времени и возрасте?»