Дворцы и Сады Ватикана впечатляли, даже со следами недавних боев — я видел тысячи людей, работавших на их восстановлении, как нам сказали, бесплатно, лишь за еду, считая это за честь. Пышность католического богослужения не уступает православному, и был украшенный зал, толпа римских попов, и мы, в парадных мундирах (тем, кто их прежде не имел, по такому случаю доставленных самолетом из Москвы). Сам Папа вручал нам, каждому, орден Святого Сильвестра, бело-золотой восьмиконечный крест на красно-черной ленте. За спасение Его Святейшества из немецкой тюрьмы на острове Санто-Стефания, и за поимку Адольфа Гитлера, подвергнутого проклятию Церкви. Статус ордена "за заслуги перед Церковью", разрешал награждение и католиков, и людей другой веры. Награжденные им по праву могут именоваться Рыцарем — "кавальери". Это что ж выходит, я итальянское дворянство получил? А те, кто как Смоленцев, участвовали и в спасении Папы, и в поимке фюрера, удостаивались более высокой степени ордена, не "кавалер" а "командор", с лентой на шее.

И — прямо, итальянский сериал! Слышал я, что у итальянцев девушки — полноценные бойцы, и в Специи видел, кто у Смоленцева в адъютантах ходит. Но лишь пока летели в Рим, узнал историю во всех подробностях.

Прощай, Лючия, грустить не надо,

О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао

Я на рассвете уйду с отрядом

Гарибальдийских партизан

Автор этой песни в нашей истории так и остался неизвестным. Здесь же итальянцы поют ее в переводе с русского — считая, что ее сочинил Смоленцев, и посвятил своей девчонке-партизанке! Песня, ставшая неофициальным гимном и маршем сначала Третьей Гарибальдийской, а после и всех Красных Бригад — ну а девушка Лючия, вроде символа и талисмана.

— Она старалась соответствовать — сказал мне "Брюс" Смоленцев — я лишь шефство над ней взял.

— И бегством от нее спасался, когда она тебе орала "кобелино" — хохотнул Кравченко, минер — огонь, а не девчонка, не пожалеешь! Знаешь, что итальянцы больше всего боятся — гнева своих жен? Ох, и попал же ты, капитан — а может, оно и к лучшему? По молодости конечно, перебеситься можно — только после у настоящего мужика должен дом быть, и чтобы ждали там. А у католичек развод считается позором — "что Богом соединено, то лишь он и разделить может".

Кравченко явно что-то знал. Потому что для него, похоже, не стало неожиданностью оглашение мнения свыше:

— Ради укрепления дружбы между СССР и Италией, Советское правительство положительно отнесется к браку между вами, товарищ Смоленцев, и Лючией Винченцо, при условии принятия ею советского гражданства. Сам товарищ Сталин узнав, посмеялся, и дал "добро".

Брюс выглядел совершенно ошалелым. А после, как мне рассказывали, всячески пытался узнать, а как до Сталина дошло? Наши все лишь разводили руками. Кравченко вспомнил, что Лючия, как истинная католичка, на исповедь ходила к отцу Серджио, "кардиналу" Гарибальдийских Бригад, а один раз даже к самому Папе, когда он после своего спасения еще в Специи был. Неужели сам Пий Двенадцатый запомнил, он же как раз после в Москву летал, на переговоры с Верховным?

Так и стал наш Герой Советского Союза, капитан Юрий Смоленцев — единственным из советских граждан, кого венчал сам Папа, и в соборе Святого Петра! Хотя в войну, в форс-мажоре, бывало и не такое. Но чтобы за полдня все организовать — и если наш Брюс действительно не знал, представляю разговор, с нашей стороны ЧВС Мехлис, комфлота Владимирский (мы флоту а не армии были подчинены) — "товарищ Смоленцев, решайте быстрее, у вас дела сердечные, а нам организовывать. Товарищей по месту службы отправлять, или задержитесь все еще на день? И что ответить Папе?". А когда много позже я рассказал своей Анне Петровне — то она, комсомолка, спортсменка, и стопроцентно советский человек, первым делом спросила: