В теплой кабине Роберт немного успокоился, прекратился шум в голове, и дыхание, больше не сбиваемое дрожью, стало ровным. Детский организм был на грани физического истощения, нервное ему ещё было чуждо, и словно с помощью сработанного предохранителя мгновенно перешел в спящий режим. Кейт провалился в пустоту. Это был не сон, это было отключение.

— Айван! Я понимаю, такие истории не для тебя, но поверь, это не будет мелодрамой.

— Послушай, Роберт. Я знаю людей, которые становились сиротами при таких обстоятельствах, что произошедшее с тобой для них было бы просто неприятностью. Как я понимаю, первую книгу под названием «Детство» ты закончил, значит, завтра начнем вторую — «Отрочество», — с улыбкой проговорил Стеблин, — время позволяет.

— Где-то я это слышал. Айван, откуда?

— Наверное, в школе, на уроках зарубежной литературы. Лев Толстой — это краеугольный камень русской литературы. А его «Детство», «Отрочество» и «Юность» — автобиографическая трилогия. У меня русские корни, Роберт.

Кейт захохотал так громко и внезапно, что охранник тюрьмы резко развернулся и направился в сторону камеры. Услышав приближающиеся шаги, Роберт быстро осекся.

— Не знаю, чем вызван твой смех, но реакция мне очень не понравилась. Попробуй объяснить, — в голосе Стеблина повеяло холодом, — я жду.

— Успокойся, ничего личного. Просто всё это время я был уверен, что ты еврей, и готов был заключить пари с кем угодно. Разве Айван не еврейское имя?

— Может исторически корнями оно и связано с иудеями, но имя Иван тебе о чем-нибудь говорит? А это одно и то же, — уже без намека на злость ответил Стеблин, и, улыбнувшись, спросил, — так ты, Роберт, оказывается антисемит?

— Честно сказать, я не делю людей по национальности, я делю их по поступкам. Там на войне мой командир был еврей, а напарник — кубинцем. Железные люди, настоящие бойцы. А вот с русскими у меня отдельная история.

Кейт повернулся к стене. До выхода на свободу оставалось восемь дней.

Глава 3

Джессика

В безукоризненно чистом небе восходящее солнце на следующее утро своим ярким светом говорило всем обитателям исправительного учреждения, что сегодня суббота. Если для Роберта было без разницы, какой день недели, то выходные Айван ждал очень сильно. И на это была причина, о которой Кейт даже не догадывался. Точнее он видел, как Стеблин ожидает субботу. Айван не то чтоб нервничал, но все его движения на миг становились резче, что не могло скрыться от зоркого взгляда Роберта. «Свидание с женой в этих условиях как бальзам на душу, конечно, будешь ждать и переживать», — думал ошибочно Кейт, каждый раз провожая взглядом своего соседа в комнату для встреч. Пару раз у Роберта возникали непонятные сомнения, видя, с каким напряженным лицом Айван возвращался назад и сразу углублялся в книгу. Он не задавал вопросов, считая лишним и, в конце концов, это его личные семейные проблемы, плюс на тот момент их общение было сведено к минимуму.

Сегодня, вернувшись в камеру, Айван был опять озадачен, думая о чем-то своем. Он молча лег на койку всем видом показывая, что очень устал. Именно утомлением Стеблин пытался скрыть нервозность. Роберт посмотрел на профиль Айвана, и, усмехнувшись, пошутил:

— У тебя пудра на щеке осталась. Поверь, здесь таких не любят. И мне уже становиться не по себе.

Стеблин провел ладонью по лицу, посмотрел на руку и также с юмором ответил:

— Поверь, в этом заведением, есть люди, которым это понравилось бы. Я рад, что не в твоем вкусе.

Они оба расхохотались и сквозь смех Роберт спросил:

— Айван, как её зовут?

Стеблин задумался, повернулся к Кейту и внимательно посмотрел на него.

— Не хочешь, не говори. Твоё право. Просто я думаю, в этом нет ничего предосудительного, что я хочу узнать её имя.

— Только имя и всё. Больше никаких вопросов. Джессика.