Твоя на одну ночь - Ева Ройс

У нее снова есть деньги. Пусть пока и только иллюзия, но она уже научена горьким опытом с Абсани, она теперь знает, куда надо грести. Только потерпеть совсем чуть–чуть.

– Джорджина, ты готова? – в комнату вплыл грузный Хьюберт, обвел ее с ног до головы, коснулся своей потливой ладонью ее идеально уложенных волос и, собрав распущенные волосы в кулак, безжалостно испортив тем прическу, потянул к себе.

– Сучка! – с удовольствием протянул он, обдавая ее губы мерзким дыханием, прежде чем поцеловать. Не менее мерзко, а ещё мокро и…

– Целуешься как опытная шлюха, – выплюнул мужчина с брезгливостью отстранившись. Джорджи молчала. Да и что ей сказать своему ходячему кошельку? Да не пошел ли ты на три буквы, оставив мне деньги?

– Давай, скажи, сколько мужчин тебя /запрещено цензурой/? – Зейн хохотнул, только в глазах блеск чуть ли не безумия. – Давай, скажи, моя порочная невеста. Сколько у тебя было мужчин?

По губам Джорджины, помада с которых некрасиво размазалась, скользит усмешка. Она так и хочет высказать ему в лицо… Все, но не будет.

– Хотя, можешь и не говорить, – передумывает Хьюберт. – Я и так знаю, что много кто тебя имел. Даже не раз дрочил, слушая твои стоны, пока те ублюдки в клубах тебя пользовали. А для меня недотрога, /запрещено цензурой/!

Женщина и это “проглатывает”. Привыкла уже за эти несколько недель.

– И почему красивая внешность достается таким, как ты? Продажным сукам и шлюхам? – Зейн проводит ногтем по контуру лица Джи, слегка нажимает, оставляя красный след на щеке. – Жизнь тоже сука, мать его! Раз все так нечестно!

Ей хочется встать, сказать, что, чтобы быть в хорошей форме, не надо жрать как не в себе, заниматься собой, а не тупо ныть, но в который раз проглатывает слова.

– Ты такая красивая, моя личная шлюшка, – он улыбается какой–то больной улыбкой, наклоняется и нежно целует ее. – Ты прекрасна, моя порочная невеста. Посмотри в зеркало, – толстый палец указывает на стоящее рядом зеркало, в котором отображалась Джорджина, чью идеальную фигуру обнимало платье винного цвета, а рядом с ней стоял грузный, с щетиной на пухлых щеках и с проплешиной в волосах мужчина, внешне напоминающий свинью. А светлый костюм–тройка лишь сильнее уродовал его.

– Сравнила? – он осклабился, взял ее ладонь и провел ей по отражениям. – И не молчи, /запрещено цензурой/, дрянь!

– Главное, какой ты в душе, дорогой! – с милой улыбкой выдавила Джорджина, желая расцарапать его лицо.

– Ты реально /запрещено цензурой/? – зло смеётся Зейн. – Идиотка /запрещено цензурой/! Какая душа? Думаешь, на эту душу кто–нибудь когда–нибудь смотрел?

Она молчит, понимая, что вопрос риторический, и что будущему мужу необходимо выплеснуть всю злость, чтобы немного успокоиться. Ничего, она потерпит.

– Все лицемерят, как и ты, моя дорогая и любимая. Скажи, сколько сегодня у нас гостей?

– Более двухсот, – спокойно сообщает Джорджи.

– Правильно, – кивает жених. – И все они лицемеры. Нет никого, кто бы посмотрел на меня, не будь у меня этих гребанных денег. Но я богач, и я “дружу” со столькими людьми. Но нет тех, кто бы принял меня без цента в кармане. Но это лишь вопрос времени, малыш. Ты мне таких и родишь, сучка. Потому что только дети никогда не бросят меня и примут таким, какой я есть.

Она хочет крикнуть, что черта с два она ему рожать будет, как… А у нее ведь есть дети. Те, кто действительно примут ее и без цента. Но…

– Знаешь, нашу свадьбу запомнят все. И знаешь почему?

– Почему? – спрашивает Джорджи, проглотив внезапно возникший в горле ком.

– Потому что она будет весьма оригинальной. Ты будешь искуплять свои грехи, потому что /запрещено цензурой/ мать для моих детей мне не нужна.

Конец.