Возле дома вдовы я задержалась. Тщательно обошла курятник и коровник, помечая свою территорию, поставила метки на двери и под окнами, презрительно фыркнув на прибитые за наличниками кресты. Теоретически они должны помогать от таких, как я. И если бы священник действительно был святым, а святая вода освящена по всем правилам так бы и произошло. Однако на деле я даже не чихнула. И другие тоже не почешутся. Порой бороться со злом можно только злом. Что я и сделала — мои-то метки точно не перейдут, побоятся. Не все, конечно, но что я могу еще сделать?

Вернулась уже под утро, успокоенная — кроме меня, нечисти не было и в помине, разве что мать Геннадия увлекается самогоноварением. Не знаю, можно ли это расценивать как нечисть… Было слишком жарко для того, чтобы спать на печи и я улеглась внизу, на кровати. В ночном доме послышались упругие шаги мягких лап. Кот вспрыгнул на грудь, уставился на меня светящимися в темноте глазами, словно спрашивая: «Ну и где ты шлялась всю ночь?». Я только улыбнулась, закрывая глаза. А сам-то?

В начале июля, когда самое жаркое за последние годы лето достигло апогея в виде сорокаградусной жары, я перебралась через мост, минуя изрядно обмелевшую реку, и отправилась за коровами. Теленок уже подрос, а внесенная хозяину плата добавила заботы и необходимой откормки. Внимательно выслушав наставления, я взяла корову с теленком и отправилась обратно. Чувствовала я себя на редкость мирно — и это чувство так мне нравилось, что даже глупые животные не реагировали на оборотня как положено, лениво топая следом. Весь прошедший месяц выдался на редкость спокойным — или же это было обычное состояние для нашего хутора — жить текла лениво и по одному и тому же распорядку. Я невольно к нему подключилась, вместе со всеми на рассвете выгоняя на улицу цыплят под бдительный надзор кота, и часов до одиннадцати проводила в огороде. Потом становилось слишком жарко — я переползала в дом, перекусывала чем придется и уходила в лес. Пешком и в человеческом обличье — под взглядами дружно сплотившихся против меня соседей. Как интересно еще кресты на заборе не стали рисовать?

В лесу было… хорошо. По крайней мере, в той его части, что не относилась к заповеднику, а это почти десять километров вдоль и поперек. Дальше я заходить не стала — заповедники хороши только для людей. Да и то не для всех. Девственно чистая, нетронутая человеком природа означала еще и полную власть животных. Волчице вроде меня там не место — лес никогда не отталкивал меня, но и не принимал полностью. Впрочем, все же лучше, чем среди людей.

Хотя большую часть времени занимало собирание ягод и грибов, я все же прихватывала и травы — то тут, то там. Притаскивала их домой, перебирала и раскладывала на крыше курятника — подвяливать на солнце. Часть ягод я сразу засыпала сахаром и отправляла в банки и в погреб, часть засушивала вместе с травами и ссыпала в мешочки, подвешивая под потолком. Грибы тоже частью засолила — лук уже поспел, хоть и был еще невелик, соль и сахар я закупила заранее. Бочка пошла под засолку грибов, хотя там пока и было всего до середины. Ничего, осенью еще добавлю. Остальные грибы тоже засушила — идеальный способ сохранить их в неизменном виде. Из-за грибников приходилось уходить все ближе к заповеднику, я даже косилась на запретные территории — там явно можно было найти гораздо больше грибов и ягод — но так и не решилась. Этот чужой лес мне не нравился, он был темным, густым и недобрым. Ничего, проживу и так.

Иногда я сталкивалась с мелкими ребятишками из соседнего, заречного, села — они смотрели на меня круглыми глазами и прыскали в разные стороны, если я подходила ближе. Нечеловеческим слухом можно было уловить шушуканья — «ведьма», говорили они. Я хмыкала себе под нос. Будут держаться подальше.